Medien

«Кровожадная система обретает очертания на наших глазах»

«Джулиан Ассанж — жертва пыток. Его хотят выдать мучителям, чтобы он никогда не рассказал об их преступлениях». Заголовок в таком роде легко представить в российском официозном СМИ. Особенно в преддверии суда об экстрадиции Ассанжа в США, который должен начаться в Великобритании в конце февраля. В России тема Ассанжа «приватизирована» пропагандой, стремящейся доказать, что права человека в Европе и особенно в США защищены ничуть не лучше. Но что, если Ассанжа действительно пытали? 
Во всяком случае, именно это утверждает швейцарский юрист и специальный докладчик ООН по проблеме пыток Нильс Мельцер. Он получил доступ по крайней мере к части материалов о расследовании — и на их основании утверждает, что дела сфабрикованы, что против Ассанжа объединились власти как минимум четырех стран, что судьи пристрастны, а сам Ассанж стал жертвой психологических пыток. 
Интервью, которое он дал швейцарскому онлайн-изданию Republik, вызвало большую дискуссию в европейской прессе. Вскоре после его выхода более 130 немецких политиков подписали открытое письмо к британским властям с требованием освободить Ассанжа. Они считают, что речь идет не только о судьбе одного человека, но и о свободе прессы как таковой. С другой стороны, авторы другой швейцарской газеты Neue Zürcher Zeitung или немецкого радио Deutschlandfunk считают слова Мельцера всего лишь интерпретациями, которые он выдает за установленные факты. Это касается и того, что он называет «пытками»; и утверждения, будто в WikiLeaks занимались обычной расследовательской журналистикой; и уверенности, что власти множества стран объединились ради уничтожения Ассанжа, которая очень напоминает теорию заговора.
В США Ассанжа обвиняют в шпионаже, его сторонники по всему миру называют это политическим преследованием. Без интервью Мельцера медийный нарратив о деле Ассанжа будет теперь неполным.

Quelle Republik

1. Полиция Швеции фабрикует изнасилование

2. Ассанж несколько раз обращается в шведские органы правопорядка, чтобы его допросили. Те увиливают от допроса

3. Когда верховный суд Швеции обязывает стокгольмскую прокуратуру либо предъявить обвинение, либо закрыть дело, британские власти требуют: «Даже не думайте сейчас идти на попятную!»

4. Если Ассанж будет признан виновным, то через 20 лет мы можем уйти очень далеко. Сможете ли вы что-то вообще писать как журналист? Я убежден, что свобода печати сегодня находится под угрозой.

5. 175 лет тюрьмы за журналистику и безнаказанность военных преступников. Возможные последствия прецедентного разбирательства «США против Джулиана Ассанжа»


1. Полиция Швеции фабрикует изнасилование

Господин Мельцер, почему специальный докладчик ООН по вопросу о пытках занимается делом Джулиана Ассанжа? 

Об этом меня недавно спрашивали представители министерства иностранных дел Германии: «Это действительно входит в сферу вашей ответственности? Ассанж — действительно жертва пыток?»

И что вы ответили?

Дело Ассанжа касается моей сферы деятельности сразу в трех отношениях. Во-первых, этот человек опубликовал сведения, доказывающие систематические пытки, которые практиковали власти, но преследованию подверглись не мучители, а он сам. Во-вторых, физическое состояние Ассанжа говорит о том, что он стал жертвой психологических пыток. В-третьих, предстоит выдача Ассанжа государству, которое в схожих случаях содержит людей в тюремных условиях, признанных организацией Amnesty International пыточными. То есть Джулиан Ассанж разоблачил случаи пыток, сам подвергся пыткам, а вскоре может быть запытан до смерти в США. Разве это лежит вне сферы моей ответственности? Вдобавок ко всему дело Ассанжа имеет принципиальное значение для каждого гражданина любого демократического государства.

Почему вы раньше не занимались этим делом так активно?

Представьте себе, что вы сидите в темной комнате. Вдруг в луче прожектора вы видите слона — военные преступления, факты коррупции... У прожектора стоит Джулиан Ассанж. Некоторое время правительства пребывают в замешательстве, но потом направляют луч на самого Ассанжа, обвинив его в изнасиловании. Это классическая манипуляция общественным мнением. Про слона все забывают, он теперь находится за прожектором, зато теперь на переднем плане все, что происходит с Ассанжем, и мы рассуждаем о том, как он катается на скейте в помещении посольства и правильно ли кормит своего кота. Мы вдруг узнаем, что он насильник, хакер, шпион и нарцисс, а разоблаченные им правонарушения и преступления исчезают во тьме. Со мной произошло то же самое, несмотря на весь мой профессиональный опыт, который должен был уберечь меня от неосторожных выводов.

Давайте с самого начала. Когда вы стали заниматься этим делом?

В декабре 2018 года адвокаты Ассанжа впервые обратились ко мне с просьбой вмешаться в ситуацию. Вначале я отказался: я был перегружен другой работой и плохо знал обстоятельства дела. Мое представление о нем было сформировано материалами СМИ: мне тоже казалось, что Ассанж так или иначе виновен и просто хочет манипулировать мной. В марте 2019 года его адвокаты связались со мной во второй раз, так как все указывало на то, что Ассанжа скоро выставят из посольства Эквадора. Они переслали мне несколько ключевых документов и общее описание дела, и тут я подумал, что как добросовестный профессионал хотя бы раз должен взглянуть на них.

И что вы выяснили?

Мне сразу же стало понятно, что тут что-то не так, что здесь есть противоречие, которое я не могу объяснить, несмотря на весь свой юридический опыт: почему в отношении человека уже девять лет ведется следственное производство по уголовному делу об изнасиловании, но обвинение до сих пор не предъявлено?

Это нетипично?

Я еще никогда не видел ничего подобного. Расследование может быть открыто в отношении любого человека, если кто-то заявит на него в полицию. Однако власти Швеции никогда не проявляли заинтересованности в том, чтобы допросить самого Ассанжа — напротив, они намеренно держали его в подвешенном состоянии. Представьте себе, девять с половиной лет весь государственный аппарат и СМИ твердят о том, что вы совершили изнасилование, а вы даже не можете сказать ничего в свою защиту, потому что обвинение вам так и не предъявлено.

Вы говорите, что власти Швеции никогда не проявляли заинтересованности в том, чтобы допросить Ассанжа, но из сообщений СМИ и государственных органов складывается совершенно другая картина: Ассанж якобы скрылся от шведского правосудия, чтобы уйти от ответственности.

Я так тоже думал, пока не начал собственное расследование. На самом деле все ровно наоборот: Ассанж неоднократно обращался в шведские государственные ведомства, чтобы официально ответить на обвинения, но чиновники всячески избегали общения.

«Всячески избегали общения» — это как?

Позвольте мне рассказать все с самого начала. Я свободно говорю по-шведски, поэтому ознакомился со всеми документами в оригинале и не поверил своим глазам: сама потерпевшая говорит, что изнасилования не было. Более того, показания этой женщины были задним числом и без ее ведома переписаны полицией Стокгольма, чтобы все-таки как-то притянуть за уши подозрение в изнасиловании. Все эти документы — электронные письма и SMS — есть в моем распоряжении.

«Показания этой женщины были переписаны полицией» — что вы имеете в виду?

20 августа 2010 года в стокгольмский полицейский участок заходит женщина, названная в материалах дела «С. В.». Ее сопровождает другая женщина, именуемая в материалах «А. А.». С. В. заявляет, что по обоюдному согласию вступила с Джулианом Ассанжем в половую связь. Это, однако, произошло без презерватива, поэтому теперь она боится, что могла заразиться ВИЧ, и хочет узнать, может ли она принудить Ассанжа сдать анализ. Она очень обеспокоена. Полиция принимает заявление, тут же связывается с прокуратурой и, даже не завершив опроса С. В., информирует ее о том, что Ассанж будет арестован по подозрению в изнасиловании. С. В. шокирована и отказывается продолжать разговор. Прямо из полицейского участка она пишет своей подруге смс, что не думает ни в чем обвинять Ассанжа, а просто хочет, чтобы тот сдал анализы на ВИЧ, но полиция явно намеревается заполучить его.

И что это означает?

С. В. вообще не обвиняла Джулиана Ассанжа в изнасиловании. Она отказывается продолжать опрос и уезжает домой. Тем не менее уже через два часа шведская бульварная газета Expressen выходит с заголовком «Джулиана Ассанжа обвиняют в двойном изнасиловании».

В двойном изнасиловании?

Да, потому что там была и вторая женщина — А. А. Она не подавала заявления в полицию, а просто пришла вместе с С. В. в полицейский участок. В тот день она вообще не говорила с полицейскими, однако позже заявила, что Ассанж домогался ее. Естественно, я не могу сказать, правда это или нет, я просто констатирую, что случилось. Женщина приходит в полицейский участок не для того, чтобы сообщить о правонарушении, а для того, чтобы потребовать проведения теста на ВИЧ. Полиция приходит к мысли, что это могло быть изнасилованием, и возбуждает дело в порядке публичного обвинения. Женщина отказывается подписывать заявление, уходит домой, пишет подруге, что она не хочет никого обвинять, но полиция хочет заполучить Ассанжа. 

Через два часа об этом выходит новость в газете. Как мы сегодня знаем, в прессу эту информацию передала прокуратура. При этом Ассанжа никто не вызывает на допрос. Вторая женщина, которая, как гласил заголовок от 20 августа, тоже была изнасилована, вообще подала заявление только на следующий день.

О чем заявила вторая женщина?

Она заявила, что разрешила Ассанжу пользоваться своей квартирой, когда тот приехал в Швецию для участия в конференции. У нее небольшая однокомнатная квартира. Ассанж еще находился в квартире, когда она вернулась домой — раньше, чем было запланировано. Женщина заверила, что не видит в этом ничего плохого, и разрешила ему лечь спать с ней в одной кровати. Той же ночью они по обоюдному согласию занялись сексом. С презервативом. При этом, по ее словам, Ассанж в ходе полового акта намеренно порвал презерватив. Если это так, то это, конечно, наказуемое деяние — так называемый «стелсинг». Но согласно собственному заявлению, А. А. заметила порванный презерватив лишь спустя некоторое время. Это противоречие обязательно необходимо прояснить: если не видишь этого, то невозможно утверждать, что партнер совершил это действие намеренно. Презерватив был предоставлен в качестве улики, однако на нем не были обнаружены ни ДНК Ассанжа, ни ДНК потерпевшей А. А.

Откуда эти женщины знали друг друга?

Они были знакомы не очень хорошо. А. А., приютившая Ассанжа и выполнявшая функции его пресс-секретаря, познакомилась с С. В. на мероприятии, где С. В. была одета в розовый кашемировый свитер. А. А., очевидно, знала от Ассанжа, что он также хотел секса и с С. В. Однажды вечером она получает смс от знакомого: «Ассанж же живет у тебя, мне нужно с ним связаться». А. А. отвечает, что Ассанж сейчас, скорее всего, спит с «кашемировой девушкой». Следующим утром С. В. звонит А. А. и говорит, что действительно только что переспала с Ассанжем и теперь боится, что заразилась ВИЧ. Судя по всему, ее страх не наигранный, так как она уже нашла клинику, куда хочет обратиться за консультацией. В ответ на это А. А. предлагает ей пойти в полицию, чтобы полицейские заставили Ассанжа сделать тест на ВИЧ. Они собираются и идут, но не в ближайший полицейский участок, а в очень удаленный от них, где работает подруга А. А. Эта подруга и принимает заявление, причем допрос потерпевшей вначале проводится в присутствии самой А. А., что совершенно некорректно. Тем не менее вплоть до этого момента можно было говорить лишь о непрофессиональных действиях.. Злонамеренность государственных органов становится очевидной в тот момент, когда власти начинают тут же распространять сведения о подозрении в изнасиловании через прессу — не допросив А. А., исказив заявление С. В. и нарушив явно прописанный шведским законодательством запрет на публикацию имен потерпевших и подозреваемых в совершении уголовных преступлений на сексуальной почве. После этого на дело обращает внимание главный прокурор Стокгольма. Через несколько дней она прекращает предварительное расследование изнасилования в связи с тем, что заявления С. В. заслуживают доверия, но не указывают на правонарушение.

Но ведь после этого все как раз и закрутилось. Почему?

Начальник сотрудницы полиции, проводившей опрос, отправил ей мэйл с требованием переписать заявление С. В.

Что именно переписала сотрудница?

Это неизвестно, потому что первый протокол допроса был исправлен прямо в компьютерной программе. Мы знаем только то, что первоначальный вариант, по заключению главного прокурора, не содержал никаких указаний на факт правонарушения. В исправленном варианте протокола написано, что половых актов было несколько, все по обоюдному согласию и с презервативом, однако утром потерпевшая проснулась от того, что Ассанж пытался войти в нее без презерватива. Она спрашивает: «Ты в презервативе?». Он отвечает: «Нет». Она говорит “You better not have HIV” («Надеюсь, что у тебя нет ВИЧ») и дает ему продолжить начатое. Этот вариант протокола был создан без участия заявительницы и не был ей подписан. Это подложное доказательство, из которого шведские власти сфабриковали дело об изнасиловании.

Зачем это шведским властям?

Важен временной контекст: в конце июля WikiLeaks вместе с газетой New York Times, газетой Guardian и журналом Spiegel публикует так называемое «Афганское досье». Это одна из самых крупных утечек в истории американской армии. США немедленно начинают требовать от своих союзников привлечь Ассанжа к уголовной ответственности. Всей переписки мы не знаем, однако фирма Stratfor, которая консультировала США в сфере безопасности, судя по всему, советовала властям на ближайшие 25 лет изолировать Ассанжа по всем возможным уголовным делам.

«Сделай следующим образом – добавь это в допрос и подпиши его». Оригинал переписки сотрудников шведской полиции. © Republik


2. Ассанж несколько раз обращается в шведские органы правопорядка, чтобы его допросили. Те увиливают от допроса

Почему же Ассанж не сразу предстал перед полицией?

Напротив, он так и сделал, я об этом уже упоминал.

Тогда расскажите об этом подробнее.

Из прессы Ассанж узнает о подозрении в изнасиловании. Он обращается в полицию, чтобы дать показания. Несмотря на публичность скандала, его требование удовлетворяется лишь через девять дней, когда обвинения в изнасиловании С. В. с него уже сняты, но дело о домогательствах в отношении А. А. еще расследуется. 30 августа 2010 года Ассанж приходит в полицейский участок. Его допрашивает тот же полицейский, который ранее давал указания переписать протокол допроса С. В. В начале беседы Ассанж заявляет, что он дает показания добровольно, но не хочет, чтобы и об их содержании узнала пресса. Это его право, и его заверяют, что так и будет. Тем же вечером все снова попадает на страницы газет. Информация о показаниях могла поступить только от властей, так как на допросе больше никого не было. Получается, что мы имеем дело с целенаправленным разрушением его репутации.

Как вообще появилась история о том, что Ассанж скрылся от шведского правосудия?

Эта история сфабрикована и не соответствует действительности. Если бы он скрывался от правосудия, то не явился бы добровольно в полицейский участок. На основе переписанного протокола допроса С. В. постановление главного прокурора о прекращении дела обжалуется, и 2 сентября 2010 года дело об изнасиловании возобновляется. Женщинам назначают государственного защитника Клэса Боргстрема, представляющего их законные интересы. Боргстрем ранее был соучредителем юридической практики бывшего министра юстиции Томаса Бодстрема, с согласия которого шведская Служба государственной безопасности в центре Стокгольма задерживала людей, разыскиваемых в США, а затем без суда и следствия выдавала их ЦРУ, где они впоследствии подвергались пыткам. Все это позволяет понять, как данная история связана с другим берегом Атлантики. После возобновления дела об изнасиловании Ассанж повторно передает через своего адвоката, что желает дать показания по делу. Прокурор, ведущая дело, увиливает: то ей не подходит назначенное время, то болеет ответственный сотрудник полиции. Так проходит три недели, пока адвокат не сообщает, что Ассанжу необходимо посетить конференцию в Берлине, и спрашивает, можно ли ему выехать из страны. Прокуратура дает письменное согласие на выезд, уточняя, что Ассанжу можно кратковременно покидать Швецию.

Что происходит потом?

А вот что: в тот день, когда Джулиан Ассанж покидает Швецию — пока неясно, надолго ли, — власти выдают ордер на его арест. Ассанж летит из Стокгольма в Берлин рейсом авиакомпании SAS, при этом из зарегистрированного багажа пропадают его ноутбуки. По прилету в Берлин компания Lufthansa обращается за разъяснениями в SAS, однако та отказывается от комментариев.

Почему?

В том-то и проблема. В этой истории постоянно происходит что-то такое, чего вообще не может случиться, и это невозможно осознать, если не посмотреть на все под другим углом зрения. Тем не менее Ассанж дальше летит в Лондон, но не скрывается от правосудия, а через своего шведского адвоката передает в прокуратуру информацию, необходимую для допроса в Швеции, — эта переписка существует. Потом Ассанж узнает, что в США против него тайно открыто уголовное дело. Тогда американские власти не подтвердили эту информацию, но теперь мы знаем, что это правда. С этого момента адвокат Ассанжа занимает следующую позицию: его доверитель готов дать показания на территории Швеции, но требует дипломатических гарантий того, что он не будет экстрадирован в США.

А это вообще возможно?

Более чем. Как я уже упоминал, за несколько лет до этого шведская Служба государственной безопасности без суда и следствия передала ЦРУ двух человек, просивших убежища и зарегистрированных на территории страны. Прямо на летном поле стокгольмского аэропорта их силой задержали, усыпили и вывезли в Египет, где впоследствии пытали. Мы не знаем, были ли другие подобные случаи, а об этом узнали только потому, что оба мужчины выжили, пожаловались на нарушение прав человека в структуры ООН и выиграли свои дела. Каждому из них Швеция выплатила полмиллиона долларов компенсации.

Швеция согласилась выполнить требование Ассанжа?

Адвокаты говорят, что за те семь лет, пока Ассанж жил в посольстве Эквадора, они более тридцати раз пытались согласовать с властями Швеции приезд Ассанжа в страну в обмен на заверения в невыдаче властям США. Шведы всегда отвергали это предложение, аргументируя это тем, что никакого запроса на экстрадицию со стороны США не существует.

Как вы обосновываете это требование?

Подобные дипломатические заверения — повседневная международная практика. Они гарантируют отказ от экстрадиции в страны, где вероятны серьезные нарушения прав человека. Предоставление таких гарантий никак не связано с тем, есть ли в отношении человека запрос на экстрадицию в соответствующую страну. Это политический, а не правовой механизм. Пример: Франция требует от Швейцарии экстрадиции казахского бизнесмена, который проживает в Швейцарии, однако разыскивается во Франции и Казахстане по обвинению в уклонении от уплаты налогов. Власти Швейцарии не видят угрозы применения пыток во Франции, однако считают ее реальной в Казахстане. В связи с этим органы власти Швейцарии сообщают французским коллегам, что готовы выдать данного мужчину в обмен на дипломатические заверения в том, что он не будет экстрадирован в Казахстан. В ответ на это французы не говорят: «Ну, Казахстан же еще и не направлял ни одного запроса!» — а, естественно, дают необходимые заверения. Аргументы шведов притянуты за уши. Это первое. Второе: весь мой практический опыт международной работы говорит о том, что отказ в дипломатических заверениях дает все основания сомневаться в чистоте намерений соответствующей страны. Почему шведы не могут дать такой гарантии? Ведь с правовой точки зрения США действительно никак не связаны со шведским уголовным делом об изнасиловании.

Почему же Швеция не захотела давать такие заверения?

Достаточно посмотреть на то, как велось дело: Швеция никогда не преследовала цель защитить интересы потерпевших. Ассанж был готов дать показания даже после того, как шведские власти отказались предоставить дипломатические заверения. Он сказал: «Раз вы не можете гарантировать невыдачу, я готов ответить на все вопросы в Лондоне или по видеосвязи».

А это обычная процедура? Возможно ли с правовой точки зрения, чтобы шведские должностные лица проводили подобные действия в другой стране?

Это еще одно подтверждение того, что Швеция никогда и не стремилась к установлению истины. Ровно для таких вопросов существует соглашение о сотрудничестве между Великобританией и Швецией. Оно предусматривает, что шведские должностные лица могут допрашивать подозреваемых на территории Англии и наоборот, — или делать это по видеосвязи. В других делах Великобритания и Швеция воспользовались такой возможностью 44 раза, но только в случае Джулиана Ассанжа Швеция настаивала на том, что он обязательно должен явиться для допроса лично.


3. Когда верховный суд Швеции обязывает стокгольмскую прокуратуру либо предъявить обвинение, либо закрыть дело, британские власти требуют: «Даже не думайте сейчас идти на попятную!»

Почему они на этом настаивали?

Всему этому — отказу гарантировать невыдачу и отказу провести допрос в Лондоне — есть только одно объяснение: Швеция хотела заполучить Ассанжа, чтобы выдать его США. Количество нарушений, допущенных в ходе предварительного расследования уголовного дела всего за несколько недель, абсурдно велико. Власти назначают законного представителя, который сообщает потерпевшим, что преследование по делам об изнасиловании осуществляется в публичном порядке — то есть трактовка изложенных в заявлении обстоятельств производится органами власти, а не потерпевшими. Отвечая на вопрос о противоречиях между показаниями потерпевших и версией следствия, этот же законный представитель говорит, что потерпевшие «просто не специалисты в юриспруденции». При этом прокуратура в течение пяти лет уклоняется от того, чтобы хотя бы допросить Ассанжа по подозрению в изнасиловании, пока адвокаты не доходят до Верховного суда Швеции с требованием принудить прокуратуру либо предъявить обвинение, либо закрыть дело. Когда шведы сообщают англичанам, что дело, возможно, придется закрыть, те обеспокоенно пишут: “Don’t you dare get cold feet!!” — «Даже не думайте сейчас идти на попятную!!».

«Даже не думайте сейчас идти на попятную!!»: письмо из британской Королевской службы уголовного преследования CPS ведущему дело шведскому прокурору Марианне Ню. Этот документ был получен журналисткой из Италии Стефанией Маурици в ходе пятилетнего судебного разбирательства по закону о свободе информации. Разбирательство еще не закончено. © Republik

Что-что?

Да, Великобритания в лице Королевской прокурорской службы во что бы то ни стало хотела помешать шведам закрыть дело. При этом англичане вообще-то должны были радоваться тому, что им больше не придется тратить миллионы налогоплательщиков на полицейских, которые охраняли Ассанжа у посольства Эквадора.

Почему англичане заинтересованы в том, чтобы шведы не закрывали дело?

Хватит думать, что здесь расследуется преступление на сексуальной почве. Деятельность WikiLeaks в равной степени опасна для политических элит как в США, так и в Англии, Франции и России. WikiLeaks публикует конфиденциальные сведения государственного масштаба и выступает за открытый доступ к информации. В мире, где даже так называемые зрелые демократии стремятся к тотальной информационной закрытости, такие действия расцениваются как фундаментальная угроза. Ассанж продемонстрировал, что государства сегодня сконцентрированы не на обеспечении легитимной конфиденциальности, а на том, чтобы бороться с распространением важных сведений о коррупции и преступлениях. Возьмем одну из знаковых утечек — раскрытую военнослужащей Челси Мэннинг видеозапись авиаудара, известную под названием «Сопутствующее убийство». (5 апреля 2010 года WikiLeaks опубликовал секретное видео армии США, на котором зафиксировано, как американские солдаты расстреливают в Багдаде несколько людей, в том числе двух сотрудников новостного агентства Reuters. — прим. ред.) Я много лет работал юридическим консультантом Международного комитета Красного Креста и его представителем в горячих точках, поэтому могу утверждать, что на видео — несомненное военное преступление. Солдаты с вертолета выкашивают группу людей пулеметным огнем. Даже если у одного или нескольких человек из этой группы было при себе оружие, солдаты целенаправленно добивают раненых. Это военное преступление. Один из американцев говорит: «Он ранен. Стреляю». И слышен смех. Потом подъезжает микроавтобус, водитель хочет спасти раненых. В салоне у него два ребенка. Солдаты говорят: «Сам виноват, раз с детьми полез на поле боя». И стреляют. Отец и раненые погибают на месте, дети получают тяжелые ранения. Эта публикация делает нас свидетелями преступной и бессовестной бойни.

И что должно делать правовое государство в этом случае?

Власти правового государства могут начать расследование дела о разглашении служебной тайны в отношении Челси Мэннинг, которая передала это видео Ассанжу, но Ассанжа они точно преследовать не будут, так как он опубликовал это видео в интересах общества, как сделал бы любой другой журналист в ходе своего расследования. Что точно произойдет в правовом государстве, так это преследование и наказание военных преступников, ведь эти солдаты должны сидеть за решеткой. Однако фигурантом уголовного дела не стал ни один из них, а человек, который проинформировал об этом случае общественность, сидит сейчас в экстрадиционной тюрьме в Лондоне и может быть приговорен за это к 175 годам тюремного заключения в США. Это абсолютно абсурдная мера наказания. Для сравнения: в ходе трибунала по бывшей Югославии главные военные преступники получили по 45 лет, а здесь — 175 лет заключения в условиях, которые специальный докладчик ООН и организация Amnesty International классифицируют как бесчеловечные. Самое страшное в этом деле — это бесправие, с которым мы столкнулись: сильные мира сего могут безнаказанно идти по трупам, а журналистика превращается в шпионаж. Говорить правду становится преступлением.


4. Если Ассанж будет признан виновным, то через 20 лет мы можем уйти очень далеко. Сможете ли вы что-то вообще писать как журналист? Я убежден, что свобода печати сегодня находится под угрозой.

Что ожидает Ассанжа, если он будет экстрадирован?

Справедливого судебного разбирательства в отношении него не будет. Это еще одна причина, почему его нельзя экстрадировать. Дело Ассанжа будет рассматриваться судом присяжных в Александрии, штат Вирджиния, — печально известным «шпионским судом», куда передаются все дела, связанные с национальной безопасностью. Выбор места не случаен, потому что присяжные избираются пропорционально из числа проживающих в городе граждан, а 85% населения Александрии составляют сотрудники ЦРУ, АНБ, министерства обороны и Госдепартамента — так называемое «сообщество работников национальной безопасности». Если такая коллегия присяжных рассматривает обвинение в создании угрозы для национальной безопасности, то приговор очевиден с самого начала. Процессы всегда ведутся одним и тем же судьей, за закрытыми дверями и с использованием засекреченных доказательств. Этот суд не оправдал ни одного из обвиняемых по таким делам, поэтому большинство людей заключает сделку и признает как минимум часть вины, получая за это более мягкое наказание.

Вы утверждаете, что в США Ассанжу не будет обеспечено справедливое судебное разбирательство?

Именно так. Пока американские чиновники действуют по приказу своих начальников, они могут развязывать войны, совершать военные преступления и пытать людей, зная при этом, что им не угрожает наказание. Получается, мы забыли уроки Нюрнбергского процесса? Я провел в горячих точках достаточно времени и понимаю, что на войне случаются ошибки. Это не всегда бессовестная уголовщина, многое происходит из-за стресса, перегрузок и паники. Ровно поэтому я могу понять, когда власти говорят: «Государство показывает всю правду и берет на себя всю ответственность за причиненный ущерб, однако если индивидуальная вина не слишком тяжела, мы не будем прибегать к драконовским мерам наказания». Если же власти, наоборот, утаивают правду и не привлекают преступников к ответственности, то ситуация становится крайне опасной. В 1930-е годы прошлого века Германия и Япония вышли из Лиги наций, а через пятнадцать лет весь мир лежал в руинах. Сегодня США вышли из Совета ООН по правам человека, а запечатленная на видео «Сопутствующее убийство» бойня, пытки ЦРУ после 11 сентября и война, развязанная Америкой в Ираке, не привели к уголовному преследованию. Теперь этому примеру следует Великобритания: комитет по разведке и безопасности британского парламента в 2018 году опубликовал два больших отчета, которые доказывают, что Соединенное Королевство было значительно серьезнее вовлечено в секретные пыточные программы ЦРУ, чем считалось ранее. Комитет потребовал провести судебное расследование, однако Борис Джонсон, заняв пост премьера, первым делом аннулировал его.

Нарушение условий выхода под залог в Англии обычно карается штрафом, в крайнем случае — несколькими днями тюрьмы. Ассанжа же в порядке ускоренного судопроизводства приговаривают к 50 неделям лишения свободы в тюрьме для особо опасных преступников, не предоставив возможность подготовить свою защиту

В апреле 2019 года английская полиция практически вынесла Джулиана Ассанжа из посольства Эквадора. Как вы оцениваете эту ситуацию?

В 2017 году в Эквадоре меняется правительство, и Конгресс США направляет в Эквадор такое письмо: американские власти были бы рады сотрудничеству; речь, конечно, о крупных денежных суммах, но вот есть одна загвоздка — Джулиан Ассанж. США будут готовы сотрудничать, если Эквадор выдаст Ассанжа. С этого момента на Ассанжа в эквадорском посольстве начинает оказываться большое давление. Ему пытаются усложнить жизнь, однако он не соглашается уехать. Тогда Эквадор лишает его убежища и дает Великобритании зеленый свет на задержание. Так как предыдущее правительство предоставило Ассанжу гражданство Эквадора, властям одновременно приходится отозвать у него паспорт, так как Конституция Эквадора запрещает выдачу собственных граждан. Все это происходит за одну ночь без соблюдения каких-либо правовых процедур. У Ассанжа не остается ни единой возможности сделать какое-то заявление или оспорить принятые решения. Британцы заключают его под стражу, в тот же день он предстает перед английским судом, который приговаривает его к наказанию за нарушение условий выхода под залог.

Как вы расцениваете столь быстрое судопроизводство?

У Ассанжа было всего 15 минут, чтобы подготовиться к заседанию вместе со своим адвокатом. Само разбирательство тоже длилось всего 15 минут. Адвокат Ассанжа положил на стол толстый том документов и заявил протест в связи с пристрастностью и необъективностью одной из судей в деле: на WikiLeaks ранее было опубликовано 35 документов, компрометирующих ее мужа. Судья без какого-либо изучения доводов отклонил протест и заявил, что обвинять его коллегу в конфликте интересов оскорбительно. В ходе заседания Ассанж сказал только одну фразу: “I plead not guilty” («Я не признаю себя виновным»). В ответ на это судья заявил ему: “You are a narcissist who cannot get beyond his own self-interest. I convict you for bail violation” («Вы нарцисс и думаете только о своих собственных интересах. Я приговариваю вас к наказанию в связи с нарушением условий выхода под залог»).

Я правильно понимаю вас: у Ассанжа изначально не было шансов?

Именно. Я не говорю, что Джулиан Ассанж — ангел или герой, но ему и не нужно им быть, ведь мы говорим о правах человека, а не о правах ангела или правах героя. Ассанж — человек, у него есть право на защиту и человечное обращение. В чем бы ни обвинялся Ассанж, у него есть право на справедливое судебное разбирательство, но в таком разбирательстве ему неизменно отказывали — что в Швеции, что в США, что в Англии, что в Эквадоре. Вместо этого его вынудили почти семь лет сидеть взаперти и находиться в подвешенном состоянии. Потом его внезапно выкинули из посольства и за несколько часов без какого-либо предупреждения приговорили к наказанию за нарушение условий залога, которое заключалось в том, что он получил политическое убежище у властей страны-члена ООН — в полном соответствии с нормами международного права и точно так же, как это делали многочисленные китайские, российские и другие диссиденты в посольствах стран Запада. Без всяких сомнений, здесь мы имеем дело с политическим преследованием. Кроме того, лишение свободы при нарушении правил выхода под залог в Англии применяется крайне редко, обычно суд ограничивается штрафом. Ассанжа же в ускоренном режиме приговорили к 50 неделям лишения свободы в тюрьме для особо опасных преступников. Это очевидно несоразмерное наказание преследует единственную цель — изолировать его как можно дольше, чтобы США могли спокойно завершить предъявление обвинений в шпионаже.

Как вы оцениваете условия содержания Ассанжа под стражей с позиции специального докладчика ООН по вопросу о пытках?

Англия запрещает Ассанжу взаимодействовать со своими адвокатами в США, где против него открыто секретное дело. Его британский адвокат также жалуется, что ей не предоставляют достаточного времени для общения с подзащитным, обсуждения позиций суда и доказательств. Вплоть до октября ему запрещали держать в камере документы, связанные с делом, то есть отказали в осуществлении основополагающего права на подготовку своей защиты, предоставленного Европейской конвенцией по правам человека. Ко всему прочему, Ассанжа почти постоянно держат в условиях одиночного заключения — это абсолютно несоразмерная мера наказания за нарушение условий залога. Если он находится за пределами камеры, то охрана полностью освобождает коридоры, чтобы избежать контакта с другими заключенными.

Такое наказание за простое нарушение условий выхода под залог — когда тюрьма становится пыткой?

Швеция, Англия, Эквадор и США целенаправленно применяют в отношении Джулиана Ассанжа психологические пытки; первая из них — абсолютный произвол при осуществлении судебного разбирательства. Процесс, который вели власти Швеции при активном участии Англии, был направлен на то, чтобы оказать на Ассанжа давление и изолировать его в посольстве. Швеция никогда не стремилась установить истину и помочь потерпевшим, а лишь пыталась загнать Ассанжа в угол. Это злоупотребление судебным процессом, призванное поставить человека в такое положение, когда он не может защищать себя. В дополнение к этому можно упомянуть слежку, оскорбления, унижения и атаки со стороны политиков этих стран вплоть до угроз убийством. Подобные преследования со стороны государства вызвали у Ассанжа серьезный стресс и тревожное расстройство, что повлекло за собой существенные когнитивные и неврологические последствия. В мае 2019 года я посетил Ассанжа в его лондонской камере в сопровождении двух опытных врачей с мировым именем, специализирующихся на криминологических и психиатрических экспертизах жертв пыток. Заключение врачей было однозначным: у Ассанжа характерные симптомы человека, перенесшего психологические пытки. Если не взять его под защиту в ближайшее время, то вероятно быстрое ухудшение его состояния вплоть до смертельного исхода.
В ноябре 2019 года, через шесть месяцев после того, как Ассанж попал в экстрадиционную тюрьму в Англии, Швеция внезапно, без широкой огласки закрыла его дело. После девяти долгих лет расследования. 

Что произошло?

Почти десять лет шведские власти целенаправленно и публично клеймили Джулиана Ассанжа как насильника, а потом вдруг закрыли дело с тем же обоснованием, по которому его уже закрывала прокурор Стокгольма в 2010 году — через пять дней после возбуждения: показания потерпевшей женщины заслуживают доверия, однако признаки преступления не усматриваются. Это невероятный скандал, но ноябрь 2019 года — неслучайная дата. 11 ноября было опубликовано официальное письмо, которое я двумя месяцами ранее направил в правительство Швеции. В этом письме я потребовал от властей Швеции объяснить, как их процедуры сочетаются с правами человека почти в пятидесяти различных ситуациях: как получилось, что пресса сразу узнает все о деле, хотя это запрещено? Как получилось, что информация о подозрениях публикуется еще до того, как был проведен допрос потерпевшей? Как получилось, что власти говорят об изнасиловании, хотя потерпевшая утверждает обратное? В день публикации письма я получил от властей Швеции скупой ответ: «Правительство не имеет иных комментариев по этому делу».

Что означает этот ответ?

Это признание вины.

Почему?

Как специальный докладчик ООН по вопросу о пытках я уполномочен странами-членами ООН проверять индивидуальные жалобы, поступившие от жертв пыток, и требовать от властей разъяснений или проведения расследования. Это то, чем я занимаюсь ежедневно. Могу сказать по своему опыту, что государства, действующие добросовестно, почти всегда очень заинтересованы в том, чтобы предоставить мне требуемую информацию, подтвердив тем самым законность того, что они делают. Если государство не желает отвечать на вопросы специального докладчика ООН по вопросу о пытках, то это означает, что власти сознают неправомочность своих действий и не хотят отвечать за них. Так как они понимали, что я буду настаивать на своем, они неделю спустя сорвали стоп-кран и закрыли дело. Если государства наподобие Швеции позволяют так манипулировать собой, то это значит, что нашим демократиям и правам человека угрожает смертельная опасность.

Вы утверждаете, что Швеция осознанно принимала участие в этой игре?

Да. По моему мнению, Швеция однозначно действовала недобросовестно. Если бы все было чисто, то у шведских властей не было бы ни одной причины не отвечать на мое письмо. То же самое справедливо и для британцев: после того как я посетил Ассанжа в мае 2019 года, им потребовалось пять месяцев на то, чтобы составить ответ на мое письмо. Ответ состоял из одной страницы, на которой они в целом ограничились тем, что отвергали все обвинения в пытках и процессуальных нарушениях. Это детский сад, а не ответ. Я — специальный докладчик ООН по вопросу о пытках. Я уполномочен задавать ясные вопросы и требовать на них ответа. На каком правовом основании кому-то можно отказать в основополагающем праве на собственную защиту? Почему неопасного и не склонного к насилию человека месяцами держат в одиночном заключении, хотя стандарты ООН в общем случае запрещают одиночное заключение дольше 15 дней? Ни одно из этих государств-членов ООН не инициировало расследование, не ответило на мои вопросы и даже не выразило готовности к диалогу.


5. 175 лет тюрьмы за журналистику и безнаказанность военных преступников. Возможные последствия прецедентного разбирательства «США против Джулиана Ассанжа»

Если страны-члены ООН отказываются предоставлять информацию своему собственному докладчику по вопросу о пытках, что это значит?

Это значит, что исход игры предопределен. Дело Джулиана Ассанжа хотят превратить в показательный процесс для устрашения других журналистов. Во всем мире пытки вообще в первую очередь служат для устрашения. Это сигнал нам всем: вот что будет с вами, если вы будете копировать модель WikiLeaks. Такая модель столь опасна, потому что она крайне проста: люди, обладающие важной информацией о правительствах или компаниях, передают ее в WikiLeaks, сохраняя свою анонимность. Реакция властей показывает, насколько серьезно они воспринимают такую угрозу: четыре демократических государства — США, Эквадор, Швеция и Великобритания — объединили усилия и властный ресурс, чтобы сделать одного человека чудовищем и потом сжечь его на костре инквизиции с молчаливого согласия общества. Это невероятный скандал и свидетельство полного краха западной правовой государственности. Если Джулиан Ассанж будет признан виновным, это смертный приговор свободной прессе.

Что будет означать этот судебный прецедент для журналистики?

Это приведет к тому, что вы как журналист будете вынуждены защищаться. Если журналистские расследования будут признаны шпионажем, за который можно преследовать по всему миру, то начнется цензура и тирания. Кровожадная система обретает очертания на наших глазах. Военные преступники и палачи уходят от ответственности: на YouTube доступны видео, где американские солдаты хвастаются, что регулярно насиловали пленных иракских женщин, доводя их тем самым до самоубийства, и это никто не расследует. В то же время человеку, который разоблачает подобные вещи, грозит 175 лет тюрьмы. Его десять лет подряд мучают недоказанными обвинениями, и никто не несет за это ответственности, никто не признает свою вину. Это разрушение общественного договора, по которому мы передаем власть государству, делегируем ее правительству, но в обмен приобретаем право требовать от него отчета о том, как оно пользуется этой властью. Если мы не будем требовать отчета, то рано или поздно утратим свои права. Люди не демократичны по своей природе, а власть развращает, если ее не контролировать. Коррупция — это результат того, что мы не настаиваем на контроле над властью.

Это злоупотребление судебным процессом, призванное поставить человека в такое положение, когда он не может защищать себя

Вы утверждаете, что дело в отношении Ассанжа угрожает свободе печати как таковой...

Если Ассанж будет признан виновным, то через 20 лет мы уйдем очень далеко. Сможете ли вы что-то вообще писать как журналист? Я убежден, что свобода печати действительно находится под угрозой. Это происходит уже сейчас — в связи с публикацией «Афганского досье» власти внезапно обыскивают штаб-квартиру австралийского информационного агентства ABC News. Почему? Потому что пресса снова обнародовала информацию о незаконных действиях представителей государства. Чтобы принцип разделения властей соблюдался, государственная власть должна контролироваться свободной прессой — четвертой властью в государстве. Появление WikiLeaks абсолютно логично: если истина становится недоступной, потому что все документы засекречиваются, если отчеты о расследовании пыток со стороны властей США держатся в тайне, а опубликованные сокращенные версии все равно содержат множество отцензурированных деталей, то в какой-то момент происходит утечка. Деятельность WikiLeaks — это следствие быстро прогрессирующей политики информационной закрытости и непрозрачности современных государственных органов. Конечно, существуют определенные сферы, где сохранение конфиденциальности крайне важно, но если мы перестаем понимать, что именно делают власти, по каким критериям преследуют или не преследуют преступников, то это невероятно опасно для единства общества.

Какими могут быть последствия?

Как специальный докладчик ООН по вопросу о пытках, а ранее — как делегат Международного комитета Красного Креста я видел много жестокости и насилия. Я знаю, насколько быстро мирные страны вроде Югославии или Руанды могут превратиться в ад. Первопричиной этих событий всегда становятся непрозрачные управленческие структуры и бесконтрольная политическая или экономическая власть вкупе с наивностью, безразличием или внушаемостью населения. То, что сегодня происходит только с другими — безнаказанные пытки, изнасилования, гонения и убийства, — может внезапно начать происходить с нами или с нашими детьми. И защищать нас тогда уже будет некому, поверьте мне.

Weitere Themen

Gnose

«Брекзит»: европейский взгляд

31 января 2020 года — последний день пребывания Великобритании в Евросоюзе, 1 февраля — формальная дата «Брекзита». Формальная потому, что все реальные изменения наступят только в конце года, по итогам очередных длительных переговоров. Политолог Рафаэль Боссонг рассказывает о том, как ЕС пережил «Брекзит», чего он будет добиваться на переговорах и какое будущее ждет его без Соединенного королевства.

Gnosen
en

Изображая жертву: о культуре виктимности

«Политическая корректность опасна тем, что она возрождает племенное мышление» – «То, что вы называете политической корректностью, я называю прогрессом». Этот обмен репликами — фрагмент из недавней дискуссии между Джорданом Петерсоном и канадской журналисткой Мишель Голдберг. Коротко и емко, он наилучшим образом отражает суть сегодняшних дебатов по поводу меньшинств и их права голоса в современном обществе. 

«Все чувствуют угрозу»

«Все чувствуют угрозу; одни — от большинства, другие — от меньшинства. Те и другие при очень разных шансах на самореализацию страдают от страха перед неполнотой своего коллективного бытия», пишет немецкий социолог Хайнц Буде1. Действительно, самореализация, а не успешное «встраивание» себя в заранее заданные рамки, стала главным императивом сегодняшнего западного общества — «общества сингулярностей», как назвал его другой немецкий социолог, Андреас Реквиц2. Сегодня не только каждый индивид, но и многие группы претендуют на статус «особенных», стремятся определить себя через ту или иную уникальную идентичность. При этом, пишет Реквиц, как для отдельных людей, так и для целых сообществ стремление к оригинальности и неповторимости является не просто субъективно желанным, но и социально ожидаемым3. Как это ни парадоксально, но быть «уникальным» — это и значит соответствовать требованиям сегодняшнего образованного городского среднего класса.

Уникальность, неповторимость, оригинальность существуют не сами по себе, но, напротив, социально производятся и воспроизводятся. Их создают и конструируют социальные агенты — отдельные индивиды, организации, институты. И именно в процессе этого конструирования нередко возникает конфликт между группами, претендующими на то, чтобы быть особенно особенными, и опасающимися, что их право на самоопределение будет ограничено извне. Точно так же, как в дебатах между Петерсоном и Голдберг: одни чувствуют, что не могут произносить те или иные вещи вслух, а другие — что их не слышат. И те, и другие ощущают себя жертвами.

Сегодня принято стремиться к тому, чтобы быть уникальным и особенным. Возможна ли в таком обществе солидарность?  © Chris Murphy/flickr, CC BY-NC-ND 2.0

Действительно, сингулярность — уникальность —  к которой сегодня принято стремиться, нередко понимается как сингулярность пережитой  в прошлом или переживаемой в данный момент дискриминации. Женщины, темнокожие, мигранты, мусульмане, люди с теми или иными недугами: все чаще в публичных дебатах (таких, например, как #metoo или #faceofdepression) «особенность» жизненного опыта отдельных социальных групп сводится к особенностям насилия, этот опыт сформировавшего. Дискуссия о правах угнетенных групп ведется, как минимум, с послевоенных попыток осмысления Холокоста и колониальной истории, и с середины 1960-х годов приобретает глобальное значение. Однако за последние несколько десятилетий фокус этой дискуссии сместился с борьбы за всеобщие права человека на борьбу за права отдельных сообществ4

«Взгляды автора не соответствуют сегодняшним представлениям о роли женщин»

Нет никакого сомнения в том, что насилие и дискриминация действительно существуют (с этим согласился бы даже Джордан Петерсон – по его мнению, в сегодняшнем обществе дискриминируют белых мужчин среднего класса). Более того, насилие и дискриминация, действительно, могут в большой степени определять ход жизни многих людей. Вопрос, который волнует сегодня многих исследователей заключается не в том, насколько обоснованны притязания тех или иных людей, групп, сообществ на статус жертв. Нет, вопрос в другом: какого рода социальные отношения возникают вокруг статуса жертвы?

Отвечая на этот вопрос, социологи Брэдли Мэннинг и Джейсон Кэмпбелл говорят о формировании в западном обществе – в особенности, в США – так называемой «культуры виктимности». Эта культура, пишут Мэннинг и Кэмпбелл, породила целый ряд новых понятий и практик, призванных защитить хрупкое — особенное, уникальное — «я» от насилия мнимого или настоящего. В американских кампусах борятся с «микроагрессиями»: непреднамеренными, но оскорбительными с точки зрения жертвы, высказываниями. Микроагрессией может стать, например, комплимент женщине по поводу ее обуви или прически; ей может стать рэп в исполнении белого музыканта или китайское блюдо в столовой американского университета. Точно так же рассуждения Иммануила Канта об устройстве общества могут расстроить современных студентов — уже в 2008 году одно из изданий «Критики чистого разума» вышло с примечанием от издательства: «Взгляды автора не соответствуют сегодняшним представлениям о роли женщин и этнических меньшинств». Наконец, целый ряд институций — администрации колледжей, дирекции музеев, продюсерские фирмы — изгоняют провинившихся или подозреваемых в насилии личностей из публичного пространства. 

Культура виктимности породила и новую форму моральной иерархии, где жертва имеет первостепенное право на высказывание. Если не в судебном, то, как минимум в репутационном смысле, осуществилась смена фундаментальных презумпций: презумпция невиновности сменилась на презумпцию виновности — виноват, пока не доказано обратное. При этом решение о степени вины нередко принимает сторона, считающая себя жертвой, — в единоличном порядке.

Солидарность для 99% 

Характерной чертой культуры виктимности становится, по мнению некоторых критиков, так называемый «карцерный активизм», когда одни группы используют инструменты государственной власти для подавления представителей других. Так, некоторые феминистки критикуют активисток движения #metoo именно за их готовность «спустить собак» и «запереть в тюрьмах» тех, кого проще всего категоризировать как насильников — мужчин из социально уязвимых групп.

Культуру виктимности и общество сингулярностей критикуют как справа, так и слева, причем критики с обеих сторон задаются одним и тем же вопросом: не грозит ли нам новая форма тоталитаризма? Отличие в ответах на этот вопрос. Если консервативные мыслители считают что выход — в большей индивидуализации, в императиве личных достижений над социальными структурами, то левые критики культуры виктимности настаивают на том, что борьба с насилием, неравенством и дискриминацией должна вестись не отдельными группами, а совместными усилиями. Поиск солидарности — а не сингулярности — является единственным выходом из тупика, в котором отдельные сообщества борются за перераспределение привилегий в свою пользу, а не за общее благо. Именно на этих позициях стоит как ряд активистских движений (например, Unteilbar в Германии или феминистские забастовки huelga feminista в Испании), так и многие социологи, политологи, экологи, гендерные исследователи. 

«Феминисткам необходимо объединяться с другими анти-капиталистическими и анти-системными движениями, чтобы стать феминизмом для 99% человечества. Только объединившись с анти-расистами, экологами, защитниками трудовых прав и прав мигрантов, мы сможем победить неравенства и сделать нашу версию феминизма надеждой для всех остальных», — пишут в своем «Манифесте» социологи Чинция Арруцца, Тити Бхаттачарья и Нэнси Фрейзер5

«Белая привилегия — это марксистская ложь», а «исламофобия — миф, придуманный фашистами и используемый трусливыми политиками», настаивает Джордан Петерсон. Наоборот, девиз левых критиков идентитарной политики и культуры виктимности мог бы звучать так: «Сингулярности всех стран — объединяйтесь!». 


1.Bude, Heinz (2014) Gesellschaft der Angst. Hamburger Editionen. S. 142-143. 
2.Reckwitz, Andreas (2018) Gesellschaft der Singularitäten. Suhrkamp. 
3.Reckwitz, Andreas (2018) Gesellschaft der Singularitäten. Suhrkamp. S. 9. 
4.Ignatieff, Michael (2001) Human Rights as Politics and Idolatry. Princeton University Press. 
5.Arruzza, Cinzia; Bhatttacharaya Tithi; Fraser, Nancy (2019) Feminism for the 99%: Manifesto. Verso. NY. 
Weitere Themen
Gnose

Иван Тургенев

«С высоты европейской цивилизации можно еще обозревать всю Россию». 28 октября 1818 родился Иван Тургенев. Кирилл Зубков рассказывает, как Тургенев стал посредником между русской и европейской литературой.

Gnose

Советский Союз и падение Берлинской стены

«Насколько мне известно, это вступает в силу немедленно... сейчас». Эти слова привели к штурму Берлинской стены. Ни Кремль, ни советское посольство в Восточном Берлине не были в курсе. Историческое решение об открытии стены поздним вечером 9 ноября было принято без согласования с советскими «друзьями». Ян Клаас Берендс о реакции Москвы на драматические перипетии 1989 года.

weitere Gnosen
Motherland, © Tatsiana Tkachova (All rights reserved)