Медиа

Какая экологическая политика правильная? Обзор дискуссий № 1

От 22.11.2019

В 2019 году движение Fridays for FutureFridays for Future («Пятницы для будущего») — одно из названий школьной экологической забастовки, которую начала шведская школьница Грета Тунберг 20 августа 2018 года, вместо занятий выйдя к зданию парламента Швеции с одиночным пикетом. В течение нескольких месяцев движение стало общемировым. 15 марта 2019 года на школьную забастовку вышло около 1,5 миллиона человек, 20 сентября их было уже  около 4 миллионов. Участники движения требуют от правительств более серьезного внимания к изменению климата и принятия более решительных мер для его предотвращения. («Пятницы ради будущего») захватило Германию. Первая демонстрация движения состоялась в Берлине 25 января, в ней приняло участие около 5 тысяч человек. А через несколько недель, 15 февраля, по всей стране на улицы вышли уже 30 тысяч учеников школ и профессиональных училищ. В марте число демонстрантов по всей Германии составило, по данным организаторов, более 300 тысяч человек, из них 25 тысяч в Берлине. С тех пор массовый характер митингов продолжает сохраняться, а выступление лидера Fridays for Future — шестнадцатилетней Греты ТунбергГрета Тунберг (род. 2003) — шведская школьница, которая стала вдохновительницей акций «Fridays for future», участники которых протестуют против невнимания мировых правительств к проблеме изменения климата. В пятницу 20 августа 2018 года вместо занятий в школе она вышла к зданию парламента Швеции, объявив «Школьную забастовку ради климата». Акцию сразу же заметили шведские СМИ, с ноября 2018 года к Тунберг стали присоединяться школьники по всему миру. У девочки ряд ментальных особенностей. В публичных выступлениях она обвиняет нынешнее поколение политиков в нежелании заботиться о будущем.  - на заседании совета безопасности ООН вызвало волну дебатов в немецкой прессе.

Экологическая повестка, давно укоренившаяся как в германской политике, так и в германской прессе, сегодня приобретает новую остроту и противоречивость. Насколько неопровержимы те или иные доказательства изменения климата? Какого рода шаги должны предпринимать политики? Как должна измениться экономика? И где во всех этих трансформациях место отдельного гражданина — и отдельного потребителя? Об этом спорят журналисты и редакторы немецких СМИ. Мы выбрали для вас фрагменты из этих дискуссий.

Источник dekoder

Die Zeit: Давление на политиков растет

Бернд Ульрих — заместитель главного редактора и шеф отдела политики федеральной еженедельной газеты Die ZeitDie Zeit (в переводе «Время») — немецкая еженедельная газета, выходящая в Гамбурге с 1946 года. Тираж превышает 500 тысяч экземпляров, число посетителей сайта составляет около 12 миллионов человек. Считается либеральным изданием с уклоном в левый либерализм. В то же время предоставляет площадку авторам разных взглядов и традиционно делает упор на большим аналитических статьях. . Его эссе о «Пятницах ради будущего» вызвало оживленную дискуссию. В изменении климата Ульрих видит природное явление, перед которым бессильны политические и партийные интересы:

Deutsch
Original
Планета в экологическом кризисе — это не просто одна из рабочих тем [...]. Планета есть планета, без нее не будет ничего, включая и экономику, которую мы привыкли ставить превыше всего. Здесь политике приходится иметь дело с невиданным феноменом: меры по борьбе с климатическим кризисом можно согласовать демократическим путем — только вот с природой торговаться не будешь. Физически данная реальность, с которой невозможно договориться, – на такое демократические политики реагируют острой аллергией. Но деваться некуда. 
Dass der Planet in der Klimakrise steckt, ist nicht einfach ein Thema [...]. Denn ein Planet ist nun mal Voraussetzung für alles, auch für die Wirtschaft, die wir so heiligen. Politik muss hier also mit etwas umgehen, was sie bisher kaum kannte: Zwar können alle Maßnahmen gegen die Klimakrise demokratisch verhandelt werden, nur mit der Natur selbst lässt sich nicht schachern. Nicht verhandelbare physikalische Realität – von so etwas bekommt die Demokratie Pickel. Hilft aber nichts.

оригинал, опубликован 31.7.2019

Salonkolumnisten: Атомная энергия? Да, и побольше!

Многие журналисты поддерживают Ульриха. Йоханнес Ц. Бокенхаймер из ежедневной газеты Tagesspiegel — один из немногих несогласных. Его колонка на сайте Salonkolumnisten выдвигает такой аргумент: климатическое равновесие недостижимо без использования атомной энергии. Но немецкие СМИ обходят эту тему стороной — на разговор о ядерной энергии наложено табу. Это иррациональный страх, считает Бокенхаймер. Журналисты, пишущие о климате, выбрали опасный поворот: 

Deutsch
Original
Конечно, все немцы в целом и Бернд Ульрих в частности вольны предаваться собственным неврозам и фобиям по поводу атомной энергетики. Предоставим им обустраивать свою реальность взятыми ниоткуда фактами и мрачными видениями конца света. Однако в этом случае Берлинская республикаБерлинская республика — одно из обиходных названий современной Германии, возникшее после объединения страны в 1990 году по аналогии с Веймарской (1919–1933) и Боннской (1949–1990) республиками. Однако в истории этих терминов есть определенные смысловые различия: название первой республике дал город, в котором была принята ее конституция; в Бонне также был принят Основной закон ФРГ, и там же была столица; в свою очередь, термин «Берлинская республика» несет в себе следы дискуссии именно о столице объединенной Германии: следовало ли оставить ее в Бонне или же вернуть в Берлин. В итоге было утверждено последнее решение. выбывает из серьезного обсуждения климатической политики. Ведь всякий, кто не желает говорить об атомной энергии, лишает себя права рассуждать о климате. Международное сообщество обойдется без нас. Если придется отвечать на вызовы изменяющейся экосистемы без участия Германии — так и будет. Захолустная тевтонская боязнь расщепленного атома — это полбеды. Страшнее подъем экстремизма, который журналисты пытаются выдать за норму. 
Nun bleibt es den Deutschen im Allgemeinen und Bernd Ulrich im Speziellen natürlich unbenommen, sich den eigenen Nuklear-Neurosen hinzugeben und sich einzurichten in einer Wirklichkeit aus gefühlten Fakten und düsteren, apokalyptischen Alpträumen. Als ernsthafter Ansprechpartner in der Klimapolitik fällt die Berliner Republik damit allerdings aus, denn wer über Kernkraft nicht sprechen will, sollte zur Klimakrise schweigen. Die Internationale Gemeinschaft wird das verkraften, die Herausforderungen des Klimawandels werden zur Not auch ohne deutschen Beitrag gelöst. Viel besorgniserregender als die trutschige Furcht der Teutonen vor der Kernspaltung ist hingegen der Extremismus, der von deutschen Journalisten mittlerweile als Normalität verkauft wird.

оригинал, опубликован 20.6.2019

Übermedien: Споры о климате: борьба добра со злом

Редактор отдела науки Spiegel Online Аксель Бояновски тоже критикует мейнстрим немецкой экологической журналистики. На портале Übermedien он задается вопросом: почему высказывать неоднозначные суждения о климатическом кризисе становится все труднее?

Deutsch
Original
Точно и тщательно доносить информацию затруднительно, если все давно разделились на два лагеря и ведут борьбу «добра со злом». Если журналист не выказывает стремления предупредить о грядущей климатической катастрофе, его записывают во враги. [...]
Тот же корпоративный дух царит и в противоположном лагере: «отрицатели климатических изменений» — так часто называют тех, кто не хочет говорить об опасности изменения климата, — сами себя считают борцами с коррумпированной наукой. 

Каждый, кто пытается посредничать между фронтами, попадает в предатели; и его, не долго думая, записывают в тот или иной лагерь. Кто сказал: «Стало меньше лесных пожаров»? Только отрицатель климатических изменений может сослаться на эту цифру. Кто сказал: «Уровень моря опасно повысился»? Только паникер, заведомо отметающий все, что осложняет картину, может приводить этот аргумент. 
[...] не помогает делу и то, что СМИ ориентируются не столько на науку, сколько на другие СМИ. «Синдром инсайдера» приводит к тому, что повсеместные ошибки никому не вменяют в вину — никто не заставляет редакции доказывать свою правоту. Редакции прислушиваются к опровержениям со стороны ученых не тогда, когда речь идет о фактических ошибках, а только если из-за материала в прессе может пострадать чья-то исследовательская репутация. В то же время фактологически точные статьи могут оказаться под огнем критики, если большинство журналистов придерживаются ошибочных взглядов. Тут оправдываться приходится уже тем, кто на самом деле обладает верной информацией. 

Doch Genauigkeit in der Berichterstattung fällt schwer, weil es längst um einen Lagerkampf von „Gut gegen Böse“ geht. Journalisten, die nicht ausdrücklich die Absicht zur Warnung vor dem Klimawandel demonstrieren, sind verdächtig, auf der falschen Seite zu stehen. [...]
Und das andere Lager handelt mit ähnlichem Korpsgeist: Die Verschweiger der Risiken des Klimawandels – häufig „Klimaleugner“ genannt – sehen sich als aufrechte Kämpfer gegen eine korrumpierte Wissenschaft.
Vermittler zwischen den Lagern gelten als Verräter, sie werden kurzerhand einer Seite zugerechnet: Weniger Waldbrand? Wer das korrekt feststellt, muss Klimaleugner sein, also Risiken-Verschweiger. Gefährlicher Meeresspiegelanstieg? Wer das korrekt feststellt, muss Alarmist sein, also Unsicherheiten-Verschweiger.
[...] Verschärfend kommt hinzu, dass Medien sich eher nicht an der Wissenschaft orientieren, sondern an anderen Medien. Das „Insider-Syndrom“ sorgt dafür, dass omnipräsente Fehler kaum problematisiert werden, weil sie Redaktionen nicht unter Rechtfertigungsdruck setzen. Korrekturwünsche aus der Wissenschaft erreichen die Redaktionen selten wegen sachlicher Fehler, sondern eigentlich nur, wenn Wissenschaftler sich aufgrund eines Berichts in nachteiliges Licht gerückt wähnen. Hingegen können korrekte Berichte am Pranger landen, sofern die Mehrheit der Medien in betreffender Sache falsch berichtet, das Korrekte deshalb als rechtfertigungsbedürftig erscheint.

оригинал, опубликован 20.9.2019

taz: Политический мейнстрим против системы?

Правда ли, что «Пятницы ради будущего» создают в Германии новый политический мейнстрим? А если да — в чем он состоит? Эти вопросы задает Петер Унфрид, глава отдела репортажей леволиберальной газеты «taz»:

Deutsch
Original
Не хочу расстраивать моих друзей, левых старой закалки, но «Пятницы ради будущего» — это не о том, чтобы «подорвать систему», и не о том, чтобы создать нового человека, и не о том, чтобы жить «по-другому» за рамками буржуазного общества. Тут речь идет о том, чтобы создать широкую мейнстримную, центристскую коалицию и защищать пространство для жизни человека, проводя продуманную климатическую политику. Это означает — промышленность без вредных выбросов в атмосферу, транспорт с низким выхлопом и сокращение промышленного производства мяса. 
Можно называть эту политику и радикальной, и недостаточно радикальной. Но она предлагает именно то, что мы действительно можем делать, — а значит, надо все-таки наконец начать.
Meine altlinken Freunde müssen jetzt stark sein, aber es geht bei Fridays For Future weder darum, das „System“ umzustürzen, noch den Menschen neu zu erfinden noch jenseits der bürgerlichen Gesellschaft ganz „anders“ zu leben. Es geht vielmehr darum, ein breites gesellschaftliches Mainstreambündnis zu schließen für die Sicherung des menschlichen Lebensraums durch ernsthafte Klimapolitik, das meint unter anderem emissionsfreies Wirtschaften, emissionsarme Mobilität und Reduzierung der Industriefleischproduktion.
Das kann man radikal nennen oder nicht radikal genug. Es ist das, was wir wirklich tun können, und darum sollten wir es jetzt einfach machen.

оригинал, опубликован 11.7.2019

Die Zeit: Апокалипсис сегодня

В одном из эссе Йоханнес Шнайдер рисует алармистский сценарий: Конец света, утверждает редактор раздела культуры сайта Zeit-Online, давно начался. «Почему же мы этого не замечаем?» — спрашивает он:

Deutsch
Original
Наше время — триумф полузнания. Что бы ни случилось — засуха, рекордная температура — люди, скептически относящиеся к идее глобального потепления, с полным основанием сошлются на предыдущие экстремальные климатические феномены, а также на природные феномены, которые ведут к возникновению циклонов и антициклонов. Начинается подробное обсуждение малейших деталей, и в этой дискуссии все забывают о том, что аргументы в пользу невиданного изменения климата накоплены в таких количествах, что их просто невозможно отрицать. Но нет, продолжается спор о том, можно или нельзя сравнивать различные замеры в различные эпохи в различных точках земного шара, на которых строятся все исследования климата и все модели прогнозирования. Что в итоге? Гигантский цивилизационный регресс на уровне дискурса, при котором и сетевые тролли, и политики (в том числе «Зеленые») отрицают научно обоснованное понимание необходимости ограничений в потреблении, а именно запрета или добровольного отказа от перелетов, пластика, индивидуального автотранспорта. Вместо этого – вера в зеленый экономический рост, который, если и был возможен, то учитывая (постоянно ускоряющееся) развитие событий, примерно так же способен «спасти» западный образ жизни, как «вундерваффе» «Фау-2»«Фау-2» — первая в мире баллистическая ракета дальнего полета; была разработана в нацистской Германии. Название «Фау-2» происходит от немецкого Vergeltungswaffe-2 — «Оружие возмездия-2» («Оружием возмездия-1» были беспилотные самолеты «Физелер-103»; немецкая буква V читается как «фау»). В нацистской пропаганде ее называли Wunderwaffe — «чудодейственным оружием», поскольку предполагалось, что благодаря этим ракетам Германия получит стратегическое преимущество во Второй мировой войне. Жертвами ракет стали около 8 тысяч человек, прежде всего в пригородах Лондона. От 16 до 20 тысяч узников концлагерей погибли на работах, связанных с «Фау-2». В послевоенное время немецкие ракеты стали прототипами для советских и американских космических аппаратов.  могло в 1944 году решить исход войны.
Wir erleben einen Triumph des Halbwissens: Angesichts jeder einzelnen Dürre, jedes Temperaturrekords können klimaskeptische Meteorologen durchaus mit Recht auf vorangegangene Extremereignisse verweisen, sowie auf die konkreten Formationen, die bestimmte Hoch- und Tiefdruckgebiete entstehen lassen. Dass die Beweislast für einen nie dagewesenen Wandel dennoch erdrückend ist, verschwindet fürderhin in der Detaildiskussion sowie im Zweifel an der Vergleichbarkeit verschiedener Messungen zu verschiedenen Zeiten an verschiedenen Orten des Planeten, auf denen alle großen Klimastudien und -modelle basieren. Die Folge: In einem gewaltigen zivilisatorischen Rückschritt auf der Diskursebene verweigern Twitter-Trolle ebenso wie Politikerinnen (auch grüne) die naturwissenschaftlich begründete Erkenntnis von der Notwendigkeit eines zivilisatorischen Rückschritts auf der materiellen Ebene, vom Verzicht auf oder Verbot von Flugreisen, Plastik, motorisiertem Individualverkehr. Stattdessen glaubt man an ein grünes Wachstum, das vielleicht nicht unmöglich ist, aber in Anbetracht der (sich beschleunigenden) Entwicklungen als „Rettung“ heutiger westlicher Lebensbedingungen in etwa so realistisch wie eine kriegsentscheidende Wirkung der „Wunderwaffe“ V2 im Jahr 1944.

оригинал, опубликован 31.7.2019

Süddeutsche Zeitung: Власть стыда

Дебаты о климате принесли в немецкий язык неологизмы: «летный стыд» (стыд летать самолетами) и «детный стыд» (стыд заводить детей). Упрек и осуждение — постоянный подтекст споров о климате. Как далеко можно заходить в моральном осуждении, с какого момента оно входит в противоречие со свободой мнения? Эти вопросы задает писатель и сотрудник отдела культуры Süddeutsche Zeitung Густав Зайбт:

Deutsch
Original
В экологическом кризисе нелегко провести четкую грань, отделить граждан государств от субъектов экономики и потребителей, уже хотя бы потому, что именно наша промышленность и наше потребление стали причиной кризиса. Именно потому так велик соблазн предаться экологическому активизму и тем самым вернуть к жизни непрерывно занятого борьбой гражданина античного полиса. Ведь именно ему наследует в наше время неизменно разъяренный гражданин социальной сети. Поэтому придется искать решения с учетом всех обстоятельств. Политика устойчивого развитияПолитика устойчивого развития — термин, появившийся в конце 1980-х годов. Под ним понимается политика, направленная на сохранение и восстановление природных ресурсов, затраченных на рост благосостояния. Предполагается, что в этом случае социально-экономическое развитие будет долгосрочным и перестанет быть угрозой для окружающей среды. Критики концепции считают, что она утопична, поскольку восстановление невозобновляемых природных ресурсов, таких как нефть, принципиально невозможно. невозможна без политического давления снизу, без готовности каждого лично принимать кардинальные изменения в собственном — крайне расточительном — образе жизни. Однако ее не будет без системной логики в политических решениях, без хладнокровия в переговорах между разными группами интересов, без учета технической выполнимости требований. 
Здесь спрос идет с нас и как граждан, и как потребителей, однако это очень разные роли. Кроме того, либеральное общество безусловно должно принять тот факт, что существуют граждане с другим мнением об экологическом кризисе. 
Нельзя быть якобинцем отчасти.
Nun lassen sich in der Klimakrise die Rollen von Staatsbürger und Wirtschaftsbürger schon deshalb nicht mehr säuberlich trennen, weil es ja unser Konsum und unser Wirtschaften sind, die die Krise verursachen. Darum ist die Versuchung auch so groß, im Klimaaktivismus gewissermaßen den Polisbürger im Dauereinsatz wiederauferstehen zu lassen. Ohnehin hat er im dauerpostenden Wutbürger des Netzes einen fatalen Nachfolger bekommen. Es geht also um Abwägungen. Ohne politischen Druck von unten, ohne die Bereitschaft, tief greifende Veränderungen an einem verschwenderischen Lebensstil individuell mitzutragen, kann eine Politik der Nachhaltigkeit nicht gelingen.
Doch ohne die Systemlogik der Politik, die Abkühlung der Impulse in Verhandlungen über Interessenkonflikte und ohne die Abwägung technischer
Machbarkeiten geht es auch nicht. Wir sind als Bürger und Konsumenten gefragt, doch diese Rollen unterscheiden sich immer noch. Auch muss die
liberale Gesellschaft selbstverständlich mit Bürgern leben, die zur Klimakrise andere Ansichten haben. Molekularer Jakobinismus wird auch hier nicht helfen.

оригинал, опубликован 19.9.2019

Facebook/Ульрике Кристль: В чем же настоящая опасность?

Ульрике Кристль, шеф-редактор eurotopics.net, пишет в фейсбуке комментарий на пост с критикой выступления Греты Тунберг в ООН в конце сентября. Автор поста задает вопрос: «Она еще спасает климат или уже отравляет атмосферу?»

Deutsch
Original
Вообще-то я вижу угрозу не в Грете, а в стремительном потеплении Земли. Еще мне представляются опасными все те люди, которые не стесняются строить самые зловещие предположения о самой Грете и ее родителях. 

В то же время я разделяю мнение о том, что в публичных выступлениях Греты все чаще есть что-то неправильное. Я не знаю, могут ли ее родители на нее как-то влиять, сделать так, чтобы она взяла паузу, восстановилась. Я по себе знаю, как трудно остановить даже двухлетнюю дочку. Попробуйте заставить ее не делать, что ей хочется. 

То, что существует некий мейнстрим, который навязывает чужие мнения и не дает высказаться, это, по-моему, мягко говоря, ерунда. Очень многие совершенно спокойно критикуют и движение за климат, и Грету. 

Я бы очень хотела, чтобы определенные круги перестали петь свои жалобные песни о том, как им затыкают рот и не дают сказать ни слова. Это вносит фатальный раскол в общество. Вот это – настоящая опасность.

Also bedrohlich finde ich nicht Greta, sondern die galoppierende Erderwärmung. Bedrohlich finde ich darüber hinaus Menschen, die mit bösartigen Mutmaßungen über sie und ihre Eltern um sich schmeißen.

Was ich aber teile ist Dein Gefühl, dass es mittlerweile nicht mehr in Ordnung ist, wie sie öffentlich auftritt. Aus dem Grund, da auch ich Sorge habe, dass es ihr selbst nicht mehr guttut. Ich frage mich allerdings, ob ihre Eltern wirklich den Einfluss auf sie haben, sie zu einer Pause zu bewegen, in der sie ihre Kräfte sammeln kann. Ich weiß selbst, wie schwierig es ist, schon eine Zweijährige davon zu überzeugen, etwas nicht zu tun, was sie tun will.

Dass man von irgendeinem Mainstream zu oder deiner Meinung verdammt ist und seine echte Meinung nicht mehr sagen darf, halte ich gelinde gesagt für Quatsch. Es gibt viele Leute, die sich kritisch über die Klimabewegung oder Greta äußern.

Ich wünsche mir, gewisse Kreise würden aufhören mit ihrem ewigen Lamento, dass man dies oder jenes ja nicht mehr sagen dürfe. Das spaltet nämlich die Gesellschaft enorm. Und das ist wirklich gefährlich.

оригинал, опубликован 24.9.2019

читайте также

Любовь к ближнему: как христианские церкви Германии помогают беженцам

Наталля Василевич

«Там, где государства не справляются, должны действовать церковные организации», – считают христианские богословы Германии. Теолог Наталля Василевич о том, как немецкие протестанты и католики организуют помощь беженцам. 

Исторический обзор прессы: падение стены в 1989 году

От 08.11.2019

«Долой cтену!» — 30 лет назад пала Берлинская стена. Сейчас ясно, что это было началом конца разделенной Германии. dekoder публикует выдержки из восточно- и западногерманских, а также советских СМИ о событиях 9 ноября 1989 года.

Neue Zürcher Zeitung (NZZ)

«АдГ добьётся того, что Восточная Германия снова себя потеряет»

Общество – Клаудия Шварц

Инес Гайпель, писательница и в прошлом известная в ГДР легкоатлетка боится, что немцы могут упустить тот шанс, который им дала мирная революция — воссоединение Германии. 

taz

«Люди не справляются с амбивалентностью»

Общество – Харальд Вельцер , Петер Унфрид

«Мое главное умение как интеллектуала — проводить различия», говорит философ и писательница Свенья Фласпелер. О том, почему сегодняшние левые интеллектуалы и феминистки не готовы к дискуссии, Фласпелер рассказала в интервью изданию taz futurzwei.

Чем отличаются восток и запад Германии

Антон Химмельспах

«Мы – один народ», – скандировали демонстранты в ГДР перед падением Берлинской стены в 1989 году. 30 лет спустя различия между восточными и западными немцами остаются важнейшей темой общественных дискуссий о немецком воссоединении. Кого можно назвать восточным или западным немцем? И в чем заключаются характерные «восточногерманские» черты?

Ost places — lost places

Журналист Андреас Метц сделал около 500 снимков из 130 точек на территории бывшей ГДР: фотографии, сделанные с 2017 по 2019 годы, приглашают в путешествие по стране, которая на глазах исчезает.

при поддержке

Гнозы
en

Нефть — культурно-исторические аспекты

Илья Калинин

— Цель приезда?
— Этнографическая экспедиция.
— Понятно. Нефть ищете?
— Не совсем. Я ищу фольклор.

Этот диалог из знаменитой советской кинокомедии Леонида Гайдая Кавказская пленница (1966) произошел между главным героем фильма — студентом, приехавшим на Кавказ на полевую практику, — и местным администратором гостиницы. Помимо непосредственного комизма, этот характерный диалог культур иронично указывает на устойчивые координаты, определяющие имперскую схему отношений между метрополией и национальными окраинами: Центр выступает в нем не столько как средоточие политической власти, сколько как субъект знания об окраинах; окраины идентифицируют себя как источник природных ресурсов, интересующих Центр. Однако в этом диалоге интересен не только колониальный аспект. В нем как будто случайно возникает смысловая рифма между нефтью и фольклором, между природным ресурсом и его культурным осмыслением.

DEUTSCHE VERSIONErdöl war die Grundlage der Wirtschaft in der UdSSR und ist es im heutigen Russland immer noch. Metaphorisch auch als „Blut der Erde“ oder „Schwarzes Gold“ bezeichnet, gilt es nicht nur als wichtigste Energiequelle, sondern auch als Motor der Geschichte insgesamt. Ilja Kalinin über kulturhistorische Aspekte des Erdöls.  Mehr dazu in unserer Gnose

Став одним из основных ресурсов мировой экономики XX–XXI веков, нефть оказалась одним из значимых объектов культурной рефлексии. Западный дискурс о нефти носит, как правило, катастрофический характер: нефть становится воплощением человеческой жадности и открывает перспективу экологической катастрофы. Традиция, заложенная в романе Эптона Синклера Нефть (1927), продолжает работать до сих пор, вдохновляя не только писателей и кинематографистов1, но и экологических активистов, и социальных исследователей, занимающихся отношениями между транснациональными корпорациями и малыми народами, проживающими в местах нефтедобычи2. 

Национальный дискурс о нефти

Иным образом обстоит дело с российским национальным дискурсом о нефти, причем не только в его официальной версии. Отличительной особенностью российской традиции осмысления феномена нефти является то, что оно носит отчетливо позитивный характер. За редкими исключениями жирные и тягучие потоки нефти завораживают даже тех, кто критикует ее роль в российской истории последнего столетия. 
     
Нефть, являясь основой экономики СССР и современной России, оказывается особенно привлекательной для различных «символических инвестиций» со стороны культуры. Феномен нефти, будучи передан через такие метафоры, как «кровь земли» или «черное золото», осмысляется не только как главный источник энергии, но как двигатель самой истории, как ресурс реализации национальной программы, как материя, заполняющая собой пустующий резервуар национальной идеи. С конца 1990-х — начала 2000-х годов возник целый корпус литературных текстов и кинофильмов, отличающихся друг от друга своей поэтикой, но так или иначе мифологизирующих проблематику земных недр и минеральных ресурсов (среди наиболее ярких можно назвать поэму Алексея Парщикова Нефть (1998); романы Александра Иличевского Перс (2009); День опричника (2006), Сахарный Кремль (2008), Теллурия (2013) Владимира Сорокина; Македонская критика французской мысли (2003), Священная книга оборотня (2004) и Ампир “В” / Empire “V” (2006) Виктора Пелевина). У этих символических интервенций была однако долгая предыстория. 

Из мира геологии в мир истории

В начале 1930-х годов проблема энергетических ресурсов была сформулирована как ключевая проблема советской индустриализации и пятилетнего планирования. Наряду с каменным углем нефть становится одним из наиболее востребованных источников энергии. В 1930-м году в Москве создаются Институт нефти и Государственное научно-техническое нефтяное издательство. Два года спустя выходит обобщающая работа основателя института профессора Ивана Губкина, носящая скорее алхимически-метафизическое, нежели естественно-научное название — Учение о нефти. В этой книге ставятся не только геологические вопросы разведки и разработки нефтяных месторождений, но и подробно описываются законы происхождения нефти. Генеалогия нефти вписывается Губкиным в общие процессы эволюции, — перехода от органического (древних растений и микроорганизмов) к неорганическому (химическому соединению, нефти), которое затем должно быть преобразовано в социальное, став, в свою очередь, энергетической основой строительства социализма. Нефть выступает здесь не только в качестве важнейшего минерального ресурса, но и в качестве символического шифтера, диалектически включающего процессы доисторического природного развития в движение истории3. В результате нефть начинает говорить на языке исторического и диалектического материализма, совершая скачок из мира геологии в мир истории.  
Если для сталинской эпохи нефть была ресурсом индустриализации и «построения социализма в одной, отдельно взятой стране», то начиная с конца 1950-х нефть и газ стали выступать экономическими инструментами проведения курса, реализующего социалистический геополитический проект. Та же нефть — точнее, цены на нефть — рассматривается как один из важных факторов провала этого проекта, ответственный за политический распад Советского Союза и всего Восточного блока, равно как и за дискредитацию самой социалистической идеи4. 

Позднее, уже в середине 2000-х, нефть превратится в один из ресурсов ностальгического переживания утраченного социального оптимизма и былого политического величия, ассоциируемых с советским прошлым5. В этой исторической перспективе активное развитие нефтегазового сектора в современной России может быть осмыслено и как попытка реванша, и как симптом зависимости от недавнего прошлого. 

Нефть как национальная идея

В современной России нефте- и газодобывающая отрасли не только функционируют как один из немногих источников дохода, но и превращаются в важный компонент национальной идеи. В несколько упрощенной форме она состоит в осознании природных богатств как доказательства национального превосходства, удостоверяющего претензии на политическое могущество. Как и прежде, природные ресурсы кладутся в основу геополитических планов построения сверхдержавы. Но в отличие от 1970–1980-х годов Россия 2000–2010-x уже не может предложить миру какой-то универсалистской идеи, подобной коммунизму, инвестировав в нефть, газ и инфраструктуру их транспортировки весь свой политический и идейный потенциал и возложив на них стратегические надежды. Если в советском прошлом нефть была средством реализации идеологической программы, направленной в будущее, в постсоветском настоящем она стала своеобразным ферментом, скрепляющим социальную ткань, универсальной смазкой, обеспечивающей работу социальных интеракций. 
Система социальных обязательств государства работает исключительно благодаря нефтегазовой ренте, благодаря которой доходы от продажи энергоносителей, обогащая прежде всего элиту, частично перераспределяются между всеми гражданами Российской Федерации. И чем дальше от источника этой ренты находится конкретный человек, тем меньше он получает.      
Известный российский историк Александр Эткинд описывает ситуацию следующим образом. Политэкономия ресурсного государства делает элиту независимой от населения, позволяя ей выстраивать свое благополучие и стабильность не на сборе налогов (предполагающем наличие взаимных обязательств), а на контроле за доступом к природным ресурсам и распределением доходов от их продажи. Специфический тип государственного управления, который может быть выделен на основе этой политэкономической схемы, превращает население в избыточный структурный элемент, лишь снижающий эффективность нефтегазовой корпорации, к идеальной модели которой стремится такое государство: «С точки зрения государства, живущего экспортом нефти, само население является излишним»6. 
И все же даже такое ресурсозависимое государство не может быть построено исключительно по принципу нефтегазовой корпорации. Оно нуждается в национальной идее. При этом идеология ресурсного государства не просто обеспечивает символическое прикрытие реальных отношений, которые связывают элиту и население. Эта идеология не просто маскирует грубую и убогую реальность трубы, но и форматирует сознание тех, на кого она направлена, а также тех, кто ее производит. Согласно этой логике, мир устроен как игра с нулевой суммой, основанная не на логике взаимного умножения ценностей, а на борьбе за ограниченные ресурсы. Образцом такого рода мышления может быть одно из посланий Владимира Путина Федеральному собранию, в котором он предвещает наступление эпохи кардинальных изменений, отмеченную ужесточением конкуренции за ресурсы, «причем хочу вас заверить … не только за металлы, нефть и газ, а прежде всего за человеческие ресурсы, за интеллект. Кто вырвется вперед, а кто останется аутсайдером и неизбежно потеряет свою самостоятельность, будет зависеть не только от экономического потенциала, но прежде всего от воли каждой нации, от ее внутренней энергии»7.

Нефть и культурная политика

Взаимосвязь между нефтью, характером российской экономики и особой проблемой прошлого неоднократно становилась предметом культурной рефлексии. В романе Виктора Пелевина Священная книга оборотня есть ключевая сцена, в которой генерал ФСБ, обладающий мистическими способностями волка-оборотня, обращается к своеобразному тотемному животному, духу русской земли, от которого зависит нефтяное благополучие государства: «Пестрая корова! Слышишь, пестрая корова? Я знаю, надо совсем потерять стыд, чтобы снова просить у тебя нефти. <…> Мне ведь известно, кто ты такая. Ты — это все, кто жил здесь до нас. Родители, деды, прадеды, и раньше, раньше … Ты — душа всех тех, кто умер с верой в счастье, которое наступит в будущем. И вот оно пришло. Будущее, в котором люди живут не ради чего-то, а ради самих себя». 
В этом отчаянном призыве представителя силового ядра российской элиты в конденсированном виде содержится символическая цепочка: нефть — это воплощенное в энергетическом ресурсе прошлое (множество поколений предков), которое наиболее удачливые и успешные потомки присваивают в собственных корыстных интересах.
Отсылка к метафизическому прошлому здесь очевидно не случайна. В терминах ограниченных ресурсов, доступ к которым должен быть монополизирован в интересах национальной безопасности, в современной России воспринимается и описывается также сфера культурных и исторических ценностей8. И если современный российский государственный дискурс нации пытается выстраивать себя через апелляцию к прошлому, через консервативный поворот к традиции, нефть, и без того играющая принципиальную роль в экономике, становится не только материальным, но и символическим ресурсом, который необходимо освоить. 
Специфика интереса к нефти и газу, характерная для современной российской политической элиты, сходна с интересом к историческому и культурному прошлому. Это представление о богатстве, залегающем где-то на глубине, которое нужно извлечь на поверхность и капитализировать. В случае с современной российской политикой памяти и культурной политикой национальной идентичности мы имеем дело с прошлым, которое лишается собственного исторического смысла и превращается в ресурс, эксплуатируемый в целях производства патриотизма (как это происходит, например, с историей Второй мировой войны). В случае же с нефтью — это доисторическое прошлое, органические формы жизни, за сотни миллионов лет разложившиеся на углеводороды, которые сконденсировали в себе гигантский энергетический потенциал. Таким образом, ресурсная экономика, ориентированная на добычу нефти, оказывается экономикой, ориентированной на добычу далекого прошлого, символом и субстанцией которого является вязкая, липкая и сильно пахнущая жидкость. И в этом смысле злополучное «ресурсное проклятие»9 состоит не только в том, что блокирует модернизацию экономики и демократизацию политической жизни. Оно блокирует наступление будущего, превращая настоящее в утилизацию прошлого. 

1.В 2007 году роман Эптона Синклера Нефть был экранизирован Полом Томасом Андерсоном под названием There Will Be Blood и получил множество международных кинопремий, среди прочего, две премии Оскар: за лучшую мужскую роль и операторскую работу. ↑
2.В качестве основных работ, суммирующих подобный подход, можно назвать: Barrett, Ross/Worden,Daniel (Eds./2014): Oil Culture, Minneapolis; Wilson, Sheena/Carlson,Adam/Szeman, Imre (Eds./2017): Petrocultures: Oil, Politics, Culture, Montreal & Kingston, London, Chicago ↑
3.«В этой книге я сделал попытку подойти к процессу нефтеобразования и к процессу образования нефтяных месторождений с диалектической точки зрения, исходя из той мысли, что этот процесс представляет одну из струй единого великого диалектического процесса развития нашей земли» (Губкин, И.М. (1932): Учение о нефти, М.; Л.: Государственное научно-техническое нефтяное издательство, С. 6) ↑
4.Цена на нефть с момента пика в 1980 году к 1986-му году упала больше, чем в три раза (Mouawad, Jad (2008): Oil Prices Pass Record Set in ’80s, but Then Recede //The New York Times, 8 March 2008) ↑
5.Такого рода настроения нашли отражение в сериале Большая нефть, реж. Дм. Черкасов, снятом для 1 канала (2010). ↑
6.Эткинд, А. (2008): «Петромаччо, или Механизмы демодернизации в ресурсном государстве» // Неприкосновенный запас: Дебаты о политике и культуре, № 2 ↑
7.Послание Президента Федеральному Собранию 12 декабря 2012 ↑
8.Наиболее ярким примером является создание Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России; и хотя она просуществовала лишь с 2009 по 2012 год, ее функции впоследствии оказались распределены между Министерствами культуры и образования, Историческим и Военно-историческим обществами, а также множеством других государственных институций, — от Академии наук до телевидения. ↑
9.Resource curse – понятие в экономической теории, согласно которому в странах, обладающих большими запасами природных ресурсов оказываются менее развитыми как экономика, так и политические институты демократии. ↑
Stand: 15.07.2017
читайте также

Moos und Öl

Fotograf Igor Tereschkow war auf den Erdölfeldern im Autonomen Kreis der Chanten und Mansen unterwegs. Ganz plastisch erzählen seine Fotos auch von Zerstörung: „Das Öl wirkt auf die Filmschicht wie auf die Umwelt – es dringt ein, brennt sich ein und zerlegt sie.“

Война на востоке Украины

Штеффен Халлинг

Война на востоке Украины это военный конфликт между Украиной и самопровозглашенными республиками ДНР и ЛНР. Украина утверждает, что Россия поддерживает сепаратистов, посылая на Украину военных и оружие, Россия отрицает эти обвинения. В результате вооруженного конфликта погибло более 12 000 человек. Несмотря на приложенные усилия, перемирие до сих пор не было достигнуто.

Иван Тургенев

Кирилл Зубков

«С высоты европейской цивилизации можно еще обозревать всю Россию». Кирилл Зубков к двухсотлетию Ивана Тургенева, одного из крупнейших писателей середины XIX века, ставшего посредником между русской и европейской литературой.

Republic

Vom Ökostrom-Vorreiter zum Erdöl-Junkie

Wirtschaft – Konstantin Ranks

Elektroautos, Windkraft und Solaranlagen made in USSR: Warum die Sowjetunion lange Zeit Vorreiter in der Entwicklung erneuerbarer Energie war – und wie schließlich das Öl alles kaputt machte. Zum globalen Friday for Future ein Rückblick von Konstantin Ranks.

Kommersant-Dengi

Die Anzapf-Könige

Wirtschaft – Maria Scher

Der Erfindungsreichtum der Russen kennt keine Grenzen – schon gar nicht, was das Verlegen illegaler Gas-, Wasser- oder Stromleitungen angeht. Maria Scher staunt auf Vedomosti ob der technischen Finesse. Diebstahl? Die Versorger haben vor allem andere Probleme.

Riddle

Warum der Rubel schwach bleibt

Wirtschaft – Wladislaw Inosemzew

Sind die Sanktionen schuld am schwachen Rubel? Wirtschaftsexperte Wladislaw Inosemzew ist sich sicher: Selbst wenn alle Sanktionen aufgehoben würden, wäre der Rubelkurs weiter im Keller. Auf Riddle begründet er, weshalb.

показать еще

This site uses cookies. By continuing to browse the site, you are agreeing to our use of cookies. Find out more

© Heinrich Holtgreve/Ostkreuz, Heinrich Holtgreve (All rights reserved)