Медиа

Верят ли немцы своему телевизору?

Система общественно-правового телерадиовещания была сформирована в послевоенной ФРГ с ключевой целью — не допустить того, чтобы государство вновь, как во времена национал-социализма, монополизировало информацию и использовало свою монополию для пропаганды. Можно сказать, что эта цель успешно достигнута — но не без побочных эффектов в процессе. 

С самого начала общественно-правовое радиовещание было децентрализованным и подразделенным по региональному принципу (по примеру британской «Би-би-си»). А для эффективного функционирования системы сдержек и противовесов внутри каждой из структур существует множество управляющих, надзирающих и контролирующих органов. Нетрудно догадаться, что это же ведет к большой забюрократизированности. Кроме того, чтобы обеспечить независимость этих структур, медиаменеджерам, особенно высокопоставленным, платят высокую зарплату — можно сказать, очень высокую по немецким меркам. При этом существует общественно-правовое вещание за счет взносов жителей Германии, даже тех, кто не смотрит телевизор и не слушает радио.

И все это не избавляет телерадиовещание от обвинений в предвзятости и партийности, которые звучат все чаще. Еще чаще общественно-правовые телеканалы упрекают в сомнительном расходовании многомиллионных бюджетов: на спортивные трансляции или музыкальные шоу, в то время как важные политические программы исчезают из программной сетки в прайм-тайм. В начале 2024 года независимые эксперты предложили свой план реформ, направленных на снижение расходов и повышение качества продукции.

Представление о том, что немцы недовольны своим телевидением, на фоне активной критики в других СМИ, стало почти общим местом. Но соответствует ли оно действительности? Итоги большого исследования, проведенного Институтом журналистики Университета им. Иоганна Гутенберга в Майнце и Институтом социальных наук Университета им. Генриха Гейне в Дюссельдорфе.

Источник Aus Politik und Zeitgeschichte

В периоды нестабильности важнейшее значение приобретают надежные источники информации. Особое место среди них занимает общественно-правовое телерадиовещание. Оно по-прежнему пользуется высоким уровнем доверия у населения, хотя связанные с ним скандалы и не проходят бесследно.

Различные общественные кризисы преследуют Германию уже многие годы. Они следуют буквально один за другим, чередуясь лишь с недолгими периодами затишья. С 2008 года весь мир пытался оправиться от краха Lehman Brothers и последующего финансового кризиса. За этим последовали проблемы, связанные с долговым кризисом в Греции, которые обернулись кризисом всей еврозоны (2010–2013 годы). После краткой передышки вездесущая кризисная повестка в СМИ пополнилась так называемым миграционным кризисом, а «антисловом» 2014 года было Lügenpresse (в переводе — «лживая пресса»). Под впечатлением от брекзита, президентства Дональда Трампа и электоральных успехов популистских партий в Европе в обществе обсуждался не только упадок доверия к СМИ, но и всемирный кризис демократии. В феврале 2020 года новым социальным потрясением стала пандемия коронавируса. Стоило пандемии пойти на спад, как на смену тут же пришел следующий крупный кризис: захватническая война России против Украины в феврале 2022 года, за которой последовали энергетический кризис в Европе и глобальная инфляция. Гражданам все это несло одно — постоянную нестабильность. Как правило, дестабилизация и неопределенность сопровождаются ростом спроса на информацию1.

Большинство людей не имеет возможности узнавать о многочисленных составляющих этих кризисов из первоисточников и потому зависит от средств массовой информации. Чтобы СМИ могли в полной мере исполнять посредническую функцию, им нужно доверие. В идеале медиа призваны снабжать граждан всей необходимой достоверной информацией, позволяющей принимать (политические) решения. Та роль, которую СМИ играют в информировании людей, становится определяющей именно в кризисные периоды, когда от достоверной информации зависит, например, оценка рисков для здоровья или решение, стоит ли оптимизировать энергосбережение. При этом медиапотребление может влиять не только на индивидуальное, но и на коллективное поведение: например, в ходе пандемии коронавируса общепризнанные, респектабельные СМИ повышали у своих читателей, слушателей и зрителей чувство сплоченности, в то время как регулярное обращение к альтернативным СМИ вело к противоположному эффекту2. Важнейшую роль в информировании немецкого населения играет общественно-правовое телерадиовещание. На протяжении многих десятилетий, несмотря на всю критику, эти СМИ сохраняли хорошую репутацию и положительный имидж3.

Но сейчас всеобщее ощущение кризиса настигло и их: общественно-правовые СМИ критикуют за то, как в них освещаются глобальные проблемы современности, такие как миграционный кризис, пандемия коронавируса и война. К тому же общественное телерадиовещание само становится причиной кризисных ситуаций, о чем свидетельствуют дискуссии вокруг Rundfunk Berlin-Brandenburg (RBB) и Norddeutscher Rundfunk (NDR) в 2022 году. Именно поэтому кажется, что настало время взглянуть на то, как в Германии менялся уровень доверия граждан к СМИ вообще и к общественно-правовому телерадиовещанию в частности. Ниже представлены результаты долгосрочного исследования, в рамках которого этот показатель отслеживался с 2015 года.

Доверие к СМИ и общественному телерадиовещанию

Под доверием понимаются отношения между СМИ с одной стороны и их аудиторией — с другой. При этом речь может идти о СМИ в целом, то есть о распространении информации как таковой во всех новостных медиа. В таком случае речь идет о доверии к СМИ как к социальному институту. Однако о доверии к СМИ можно рассуждать и более дифференцированно с учетом разнообразия их видов: государственные и частные телерадиокомпании, федеральные и местные ежедневные газеты, а также онлайн-медиа, работающие только в интернете. В таком случае речь будет идти уже о доверии к определенным СМИ, которые будет восприниматься как единое целое в силу своей принадлежности к одному и тому же виду4.

Эта статья посвящена, прежде всего, доверию к общественно-правовому телерадиовещанию. В Германии в задачи этой категории СМИ входит производство широкого спектра продукции разных журналистских жанров в объеме, недоступном прочим источникам. В этом заключается информационно-просветительская миссия общественно-правового телерадиовещания5. Концепция общественного вещания в Германии предусматривает его независимость от властей: хотя государство и предоставляет инфраструктуру для вещания, оно не должно влиять на состав и содержание программ. Правда, реализация этой концепции на практике сегодня подвергается критике. Например, уже давно обсуждается вопрос, влияют ли политические партии на содержание программ и каким образом это происходит — напрямую, путем вмешательства в репортерскую деятельность, или косвенно, через кадровую политику6

В качестве примера можно привести увольнение бывшего директора ZDF Николауса Брендера в 2009 году или, если говорить о 2022 годе, якобы слишком тесные связи NDR с региональными политическими структурами Шлезвиг-Гольштейна. Несмотря на то, что в целом немцы удовлетворены своим общественным вещанием, без критики не обходится. В частности, недовольство то и дело вызывают государственные сборы на оплату общественного телерадиовещания, которые взимаются с 2013 года. Кроме того, регулярно звучат призывы к упразднению или объединению ряда телерадиовещательных компаний, а также к сокращению штата сотрудников и программной сетки. Не всегда, но часто такая критика исходит от популистов, например из АдГ или движения «кверденкеров». Многоголосый хор недовольных усиливается и благодаря внутренним скандалам в компаниях, занятых общественным телерадиовещанием. Например, в 2022 году в центре внимания оказался канал RBB. Его руководительница Патриция Шлезингер, вынужденная впоследствии покинуть свою должность, была обвинена в кумовстве, превышении служебных полномочий и расточительстве — а скандал быстро распространился и на другие телерадиокомпании7. Не только за пределами, но и внутри ARD и всей системы общественно-правового телерадиовещания призывы к фундаментальным реформам стали громче8. 

Исследование доверия к СМИ

Уже несколько лет Институт журналистики Университета им. Иоганна Гутенберга в Майнце и Институт социальных наук Университета им. Генриха Гейне в Дюссельдорфе ведут долгосрочный исследовательский проект по изучению доверия к СМИ. Пилотное исследование было проведено в 2008 году, а с 2015 года опросы о доверии к СМИ проходили каждую осень/зиму (за исключением 2021 года). С 2022 года независимое исследование осуществляется при поддержке Федерального центра политического просвещения. Предоставляемое финансирование используется для покрытия расходов в ходе опроса. За концепцию и анализ отвечают компетентные исследователи, а основное внимание уделяется причинам и последствиям того, как меняется уровень доверия к СМИ.

В телефонном опросе, проведенном в декабре 2022 года Институтом исследования общественного мнения Kantar по методике CATI, приняли участие 1200 человек старше 18 лет из всех регионов Германии. Еще 103 интервью были проведены в начале 2023 года. C вероятностью 95% максимальная статистическая погрешность составляет 3%. В этом опросе на фоне вышеописанной дискуссии о роли общественно-правовых каналов впервые было исследовано отношение людей к этому феномену.

Доверие к СМИ в период кризиса

В целом, вопреки более или менее расхожим домыслам, общего кризиса доверия к СМИ в Германии нет (и не было). По сравнению с другими странами мира доверие немцев к своим СМИ остается на высоком уровне9. В конце 2022 года 49% респондентов согласились с утверждением «Когда речь идет о серьезных вещах, таких как экологические проблемы, угрозы здоровью, политические скандалы и кризисы, СМИ можно доверять» (Рис. 1). До пандемии этот показатель колебался между 41% и 44%. В конце пандемийного 2020 года о доверии к СМИ говорили 56%. Как и предполагалось, этот пиковый показатель, связанный с пандемией, стал исключением: в первый год короны население столкнулось со страшной неопределенностью. Даже по сравнению с прочими кризисами пандемия коронавируса была ситуацией исключительной — уровень нестабильности и личной озабоченности, а вместе с ним и потребность в достоверной информации, достигли максимального уровня. Граждане чаще, чем обычно, обращались к информации и рекомендациям из СМИ, что привело к росту доверия10.

 

 
Рисунок 1. Формулировка вопроса: «Когда речь идет о важных вещах, таких как экологические проблемы, угрозы общественному здоровью, политические скандалы, в какой мере можно доверять СМИ?» Выборка: все опрошенные. Не отражены незначительные отклонения от 100 процентов из-за округления ответов «Не знаю». Источник: лонгитюдное исследование доверия к СМИ (Университет Майнца)

Причем даже когда пандемия пошла на убыль, доверие не снизилось до прежнего уровня, а осталось значительно выше среднестатистических показателей до пандемии. Тем временем доля граждан, склонных не доверять СМИ или не доверяющих им в принципе, составила в 2022 году 20%, то есть немного выросла по сравнению с пандемийным 2020-м. Но даже этот показатель ниже уровня 2019 года, до пандемии. И все же почти каждый пятый немец считает, что СМИ не заслуживают доверия, — и эта группа критически настроенных граждан остается более или менее неизменной со времен так называемого миграционного кризиса.

Общественное вещание в условиях кризиса

Несмотря на недавние дискуссии и скандалы, доверие к общественно-правовым телерадиокомпаниям остается на высоком уровне. Они по-прежнему занимают первое место в рейтинге надежности СМИ. В 2022 году это доверие снизилось по сравнению с предыдущими годами — причем пропорционального ухудшения отношения к другим видам СМИ не наблюдается. Общественное вещание по-прежнему опережает местную и федеральную прессу, но этот разрыв сократился11

В 2022 году 62% немцев считали общественное телевидение (в том числе стриминг в интернете) заслуживающим доверия в высокой или средней степени (Рис. 2), в то время как в 2020 году этот показатель составлял 70%, а до этого — от 65% до 72%. Для сравнения: в отношении частных телеканалов такого мнения придерживаются всего лишь от 17% до 29% респондентов.

 

 
Рисунок 2. Формулировка вопроса: «Некоторые люди считают, что информация от определенных СМИ заслуживает больше доверия, чем от других. Ответьте, пожалуйста, насколько велико доверие, которое вызывают у вас эти СМИ?» Выборка: все опрошенные. Возможны незначительные отклонения от 100 процентов из-за округления. Источник: лонгитюдное исследование доверия к СМИ (Университет Майнца)

Поскольку доверие к другим видам СМИ никак существенно не меняется, снижающиеся показатели общественного телевидения в 2022 году можно с осторожностью интерпретировать как реакцию определенной части немцев на недавние скандалы и дискуссии о реформе общественного телевидения. Отвечая на более конкретный вопрос о «недавних проблемах и скандалах в общественном вещании, например, связанных с фигурой директора RBB Шлезингера», незначительное большинство (51%) заявило, что слышало «много» или «очень много» об этих проблемах и скандалах. Лишь 14% признались, что не слышали об этом вообще, а 33% выбрали ответ «немного» (оставшиеся 2% ответили «Не знаю»).

При ответе на наши вопросы многие граждане говорят о необходимости перемен: 40% согласились с тем, что структуры общественно-правового телерадиовещания слишком раздуты и бюрократизированы. Аналогичные цифры можно увидеть и в поддержке утверждений, что сборы за вещание расходуются слишком расточительно (38%) и что общественно-правовые каналы слишком тесно связаны с политиками (37%). 30% респондентов «в некоторой степени» или «полностью» согласились с тем, что контроль над общественным вещанием достаточно строгий; всего лишь 40% считают, что оно адекватно отражает все разнообразие мнений в обществе. Несмотря на такую критику, подавляющее большинство в целом выражает свою поддержку: 72% согласились с утверждением, что информация общественного телерадиовещания важна. 62% полагают, что общественное вещание вносит важный вклад в демократию. 54% удовлетворены информацией, предоставляемой общественным вещанием. Из всего этого можно сделать вывод, что большинство, в принципе, одобряет и хочет сохранить общественное вещание как институт, хотя его структура и направленность в той или иной степени подвергается критике12.

В этом контексте интересно, как на оценку общественного вещания повлияли связанные с ним скандалы. Для этого мы сравнили ответы тех, кто утверждает, что слышал о скандалах много или очень много, с оценками тех, кто ответил, что слышал о них мало или не слышал вовсе. В некоторых случаях мнения этих двух групп очень четко различались: 52% из тех, кто осведомлен о скандалах, сказали, что общественное телерадиовещание — слишком раздутый и бюрократизированный институт, а среди тех, кто мало или совсем ничего не знал о скандалах, того же мнения придерживается 28%. При этом в вопросе о слишком тесной связи общественного вещания с политическими структурами между этими двумя группами большой разницы не было (с этим согласны 38% и 35% соответственно). В целом, корреляции между осведомленностью о скандалах и отношением к общественному вещанию нет — по многим вопросам те, кто следил за скандалами в СМИ, высказались даже более одобрительно.

Чтобы статистически подтвердить, в каких случаях осведомленность о скандалах влияет на оценку общественного вещания выше среднего либо существенно, мы провели многомерный регрессионный анализ. В этом случае одно из утверждений (например: «Общественное вещание слишком раздуто и бюрократизировано») принималось за зависимую переменную, то есть за такую, изменение которой необходимо объяснить. А вопрос о том, знают ли люди много или мало (либо вовсе ничего) о скандалах, был включен в анализ как независимая, т.е. объясняющая переменная. Контрольными переменными были частота просмотра общественных телеканалов, а также возраст, образование и пол респондентов. При таком анализе статистически значимая корреляция была найдена для двух составляющих оценки, а именно для утверждений: «Общественное вещание слишком раздуто и бюрократизировано» и «Общественное вещание строго контролируется»: те, кто был больше осведомлен о скандалах, оценили общественное вещание хуже в смысле его «раздутости и бюрократизированности» и лучше — в отношении того, насколько строго оно контролируется. На самом деле, выискивать существенные различия в мнениях исходя из подчас совсем небольшой разницы в процентах — не вполне привычное дело. Кроме того, необходимо учитывать и многовариантный подход в каждом конкретном случае. Наконец, используемые формулировки существенно различаются по содержанию: так, менее значимые высказывания чаще носят более общий характер и меньше связаны с восприятием конкретных скандалов. Как видно, интерпретация этих результатов была связана с серьезными сложностями, поэтому, безусловно, требуются дополнительные исследования.

Наконец, особый интерес представляет вопрос о том, какие вообще факторы способствуют росту доверия к общественному вещанию. Здесь тоже уместен многомерный регрессионный анализ: он позволяет одновременно изучить влияние сразу нескольких факторов, которые способствуют высокому или низкому уровню доверия к общественному телерадиовещанию. При этом зависимой переменной был вопрос о том, насколько общественное вещание заслуживает доверия. Независимыми переменными были вопросы о частоте просмотра телепередач, о том, насколько люди осведомлены о скандалах, а также о возрасте, поле и образовании. Выяснилось, что наибольшей объяснительной силой обладает частота использования: чем чаще люди пользуются общественным телевидением, тем больше они ему доверяют. Большое влияние оказывает и возраст респондентов — молодые люди демонстрируют более высокий уровень доверия. Кроме того, чем выше уровень формального образования, тем выше доверие. Эти выводы соответствуют результатам предыдущих исследований доверия к СМИ как общественному институту13. В свою очередь, осведомленность о скандалах, равно как и пол респондентов, не влияют на их мнение о том, насколько можно доверять общественному телевидению.

Заключение

Во время кризиса потребность положиться на СМИ особенно сильна. Гражданам Германии это в значительной степени удается — как в более спокойное время, так и на пике кризисов сохраняется ощущение того, что информации из СМИ можно верить. Однако с годами сложилась стабильная и значительная по численности группа, относящаяся к СМИ с явным скепсисом.

Общественно-правовое телерадиовещание как часть всего спектра СМИ играет в Германии особую роль. В принципе, оно пользуется заслуженной репутацией и положительным имиджем. У большей части граждан Германии этот вид СМИ вызывает доверие, они ценят усилия, которые общественное телерадиовещание прикладывает для информирования и ориентирования общества. Судя по данным регулярных социальных опросов, описанным выше, небольшое снижение доверия к СМИ в 2022 году свидетельствует о том, что скандалы, разразившиеся в структурах общественного вещания, не прошли незаметно. Тем не менее говорить о каком-то тотальном падении доверия не приходится. Осведомленность респондентов о скандалах лишь частично повлияла на оценку общественного вещания — например, в том, что касается критики их, как считают опрошенные, чрезмерной бюрократизированности и отсутствия контроля, но не в отношении базовой легитимности или надежности этих СМИ как таковых. Гораздо больше на оценку и доверие влияет частота, с которой люди смотрят телевизор или слушают радио. Между тем для молодежи это уже не входит в стандартный набор медиапотребления14. И хотя причин для серьезного беспокойства у общественных телерадиокомпаний Германии пока нет, просто почивать на лаврах им тоже не удастся.


1.  Aelst van P. et al. Does a Crisis Change News Habits? A Comparative Study of the Effects of COVID-19 on News Media Use in 17 European Countries // Digital Journalism 9/2021, P. 1208–1238. 
2. Viehmann C., Ziegele M., Oliver Q. Communication, Cohesion, and Corona: The Impact of People’s Use of Different Information Sources on their Sense of Societal Cohesion in Times of Crises // Journalism Studies 23/2022. P. 629–649. 
3. Holtmannspötter E., Rühle A. Medienleistungen in den Augen des Publikums // Media Perspektiven 9/2022, S. 446–456. 
4. Jackob N. et al. Medienvertrauen in Deutschland. Bonn, 2023. 
5. Beck K. Das Mediensystem Deutschlands. Strukturen, Märkte, Regulierungen, Wiesbaden 2018. 
6. Jackob et al. Op. cit. 
7. Buß C., Rainer A. Das Gift des Misstrauens // Der Spiegel, 17.9.2022, S. 76f. 
8. Buhrow T. Wir müssen die große Reform wagen // Frankfurter Allgemeine Zeitung, 3.11.2022, S. 13; Lemke E.-M., Sundermeyer O. "Es braucht eine Umverteilung", Doppelinterview // Journalist, Oktober 2022, S. 26–33; Buhrow T., Gniffke K. "Wenn wir das tun, wird es Halligalli geben" // Der Spiegel, 17.12.2022, S. 64ff. 
9. Digital News Report 2022 // Reuters Institute. 2022, Juni. URL: https://reutersinstitute.politics.ox.ac.uk/sites/default/files/2022-06/Digital_News-Report_2022.pdf (доступ 01.02.2024). 
10. Jakobs I. et al. Medienvertrauen in Krisenzeiten. Mainzer Langzeitstudie Medienvertrauen 2020 // Media Perspektiven 3/2021, S. 152–162. 
11. Schultz T. et al. Medienvertrauen nach Pandemie und "Zeitenwende". Mainzer Langzeitstudie Medienvertrauen 2022 // Media Perspektiven 8/2023, S. 1–17. 
12. Ibid. 
13. Jakobs I. et al. Welche Personenmerkmale sagen Medienvertrauen voraus? Der Einfluss von Charakteristika der Rezipientinnen und Rezipienten auf Vertrauen in Medien im Zeitverlauf, in: Publizistik 66/2021, S. 463–487. 
14. Schulz A., Levy D. A.L., Nielsen R.K. Old, Educated and Politically Diverse: The Audience of Public Service News, Reuters Institute Report, Oxford 2019. URL: https://reutersinstitute.politics.ox.ac.uk/sites/default/files/2019-09/The_audience_of_public_service_news_FINAL.pdf (доступ 01.02.2024). 

читайте также

Гнозы
en

Теории заговора на экспорт

Судя по последним новостям из Европы1, те, кто активно выступает против карантинных ограничений, во главу угла ставят собственное нежелание быть «как все», подчиняясь приказам властей. Sheeple, людьми-баранами, послушно грядущими в цифровое рабство, — вот кем считают окружающих законопослушных граждан ковид-диссиденты. Билл Гейтс, Сергей Собянин или Ангела Меркель — не важно, кто олицетворяет настоящих и будущих господ мира. В своей уверенности, что пандемия коронавируса — это заговор мировых элит, солидарны ковид-диссиденты в России, США и странах Евросоюза. Что движет этими людьми и откуда они черпают информацию, подкрепляющую еще большее недоверие к институтам власти и экспертному знанию? Возможно ли сознательное изготовление теории заговора на экспорт — например, в российских властных кабинетах?

Глобальная циркуляция теорий заговора в период пандемии, порождающая глобальное же отсутствие доверия политикам, ученым и медикам, — тема настолько же актуальная, как ежедневные сводки борьбы с коронавирусом. «Инфодемия» рискует стать словом года наряду с «социальным дистанцированием» и «коронавирусом». Пожалуй, впервые наша «глобальная деревня» переживает драму человеческую, финансовую и политическую в режиме онлайн, будучи связанной миллиардами невидимых каналов информации. И в этой непростой ситуации теории заговора получили невероятное количество преимуществ. 

Социальные сети и мессенджеры стали главной площадкой для бытования разного рода страхов обывателя: врачи-отравители, Билл Гейтс, жидкое чипирование, наконец, государство, через приложения на смартфонах проникающее в глубины нашей личной жизни2. От государства спрятаться некуда, а многие граждане и сами готовы расстаться с частью своих прав, чтобы почувствовать себя более защищенными от зловещей болезни. Когда большинство готово поступиться своей свободой, чтобы быть защищенным государством, немногие, кто опасается оказаться под властью цифровой диктатуры, выходят на улицы с демонстрациями и отказываются следовать рекомендациям сохранять «социальную дистанцию»3. Для них социальные сети стали важным инструментом для поиска единомышленников, объединения и быстрой передачи информации. Но в прошлом, задолго до появления интернета, такое уже случалось. 

Как распространяются конспирологические теории

Теории заговора в течение нескольких веков активно циркулировали по европейскому континенту и в моменты кризисов очень быстро овладевали умами тысяч человек. Появление новых способов коммуникации всегда играло на руку распространению теорий заговора, хотя они не перестают передаваться и традиционными способами, из уст в уста — в качестве слухов и городских легенд4

Первая мировая «инфодемия», напрямую связанная с масштабными политическими событиями, случилась на рубеже XVIII и XIX веков: эхо Французской буржуазной революции очень быстро долетело до соседних стран, Великобритании, США и даже Российской империи. Уже через несколько лет интеллектуалы Европы и США, с ужасом смотревшие на террор в якобинской Франции, угадывали за спинами революционеров иллюминатов — членов супертайного общества внутри ордена масонов, штыком и гильотиной насаждавших Просвещение. Французский аббат Баррюэль, шотландский профессор Робисон и американский пастор Морзе сделали все возможное, чтобы о зловещих планах иллюминатов стало известно человечеству: во Франции — разрушить монархию, в Европе в целом — подорвать веру в церковь, а американцев — лишить демократических завоеваний войны за независимость5. В принципе, создать миф о всесильном тайном ордене удалось: страх перед иллюминатами продолжает жить, и уже новые авторы приписывают им тревоги нашего времени6

Как мы знаем, ничто так не помогло оформить «воображаемые сообщества» наций, как циркуляция книг и газет, написанных на одном — национальном — языке7. Теории заговора были в этом процессе ключевым элементом, став постоянным атрибутом дешевого бульварного чтива. Во второй половине XIX века шпионские и детективные романы в Европе превратили идею о заговоре в естественный элемент повседневности и помогли сформировать у читателей ощущение того, что они живут в одной нации, которая постоянно подвергается опасности. Как пишет социолог Люк Болтански, детективы о Шерлоке Холмсе и позже о комиссаре Мегрэ и их изощренных соперниках-злодеях помогали обывателю оценить стремительно меняющийся мир. Сыщики своими расследованиями вскрывали привычный мир реальности, обнажая тайны и демонстрируя, что за привычным фасадом повседневности может скрываться что-то ужасное8

В XX веке радио, телевидение и кино превратились в главные каналы распространения теорий заговора, а в 1990-е годы энтузиасты конспирологии пришли в интернет: и очень скоро стало ясно, что тут теории заговора будут плодиться, как микроорганизмы в чашке Петри, передаваясь на тысячи километров. 

При этом в каждой стране они адаптируются под местные реалии. К примеру, в Малайзии отсутствует сколько-нибудь внушительная еврейская диаспора, но антиизраильские настроения служат там для национального сплочения, как и во всем мусульманском мире. Однако получившая на этом фоне распространение теория мирового еврейского заговора работает еще и против местного китайского меньшинства, прямые атаки на которое запрещены властями, так что приходится выражать недовольство опосредованно9.

Почему конспирологические теории переживают ренессанс на Западе

В Европе и США теории заговора постепенно приобретают все большее влияние на политику: причина тому — падение доверия властям, социальная поляризация и таблоидизация медиа, активно распространяющих теории заговора среди своей аудитории10. Правда, все очень сильно зависит от культуры. В США теории заговора традиционно были важной частью политического языка11; в Великобритании одна из главных тем в культуре заговора — недоверие правительству и королевской семье12; в Польше и Венгрии консервативные правительства активно использовали страх перед Западом и политикой Евросоюза для мобилизации лояльного электората, не брезгуя при этом ярой антимигрантской и антисемитской риторикой13

В каждом национальном контексте получали развитие локальные конспирологические нарративы, однако некоторые теории оказывались настолько универсальны, что становились популярны сразу в нескольких странах. К примеру, в скандинавских государствах, традиционно экономически процветающих, приток эмигрантов дал толчок активному распространению праворадикальных теорий заговора. Их адепты обвиняют международные организации и руководство ЕС в попытке уничтожения этих наций и создания мирового правительства14. Те же идеи активно развивались среди праворадикальных группировок по всей Европе начиная с середины 2010-х годов и превратились в миф о Еврабии — части плана глобальных заговорщиков по уничтожению современных наций вообще15. В свою очередь, среди левых движений, особенно после финансового кризиса 2008 года, популярность обрели конспирологические идеи, направленные против политического и экономического истеблишмента16. Сторонники этичного потребления также часто считают генетически-модифицированные продукты заговором транснациональных корпораций17. Некоторые российские медиа даже активно участвуют в продвижении этой теории заговора18. Однако не этим прославилась русская культура заговора за рубежом.

Россия как экспортер и импортер заговоров

В мировой конспирологической коммуникации российское общество чаще всего было принимающей стороной: страхи европейских обществ быстро проникали в Россию и становились частью её собственной культуры (так случилось с масонским заговором, например). Однако пару раз за последние сто лет усилиями российских авторов теории заговора успешно попадали на глобальный рынок конспирологии. 

Во-первых, в первой половине XX века именно благодаря русским эмигрантам европейцы и американцы узнали о «Протоколах сионских мудрецов» — пожалуй, самой долгоживущей конспирологической фальшивке, утверждавшей, что в мире существует всесильное тайное еврейское общество, контролирующее правительства, мировые капиталы и устраивающее политические и научные революции, чтобы развалить привычный миропорядок и уничтожить веру в Бога. В 1920 году промышленник Генри Форд был настолько поражен откровениями «Протоколов», что в течение года публиковал статьи на эту тему в газете Dearborn Independent. Считается, что именно пылкая уверенность Форда в существовании еврейского заговора среди прочего вдохновляла Гитлера19. Во-вторых, в годы холодной войны спецслужбы СССР смогли удачно внедрить в западную прессу идею о том, что СПИД был изобретен в лабораториях ЦРУ20. И в том, и в другом случае теории заговора, пошедшие на экспорт в западные страны, оказались специфическим инструментом политики, направленным на подрыв политического статус-кво. 

Распад СССР открыл границы России для иностранных идей, и два последующих десятилетия российские авторы теорий заговора активно потребляли конспирологический контент, произведенный в США и Европе. Впрочем, на территории России эти идеи радикально эволюционировали: глубоко антиглобалистские идеи, пришедшие из Америки времен холодной войны (такие, например, как «новый мировой порядок», адепты которого сфокусированы на том, что США якобы теряют свой суверенитет), на российской почве выглядели как еще один заговор Запада против России. Самый яркий кейс: Александр Дугин — столп русской культуры заговора — уже в начале 1990-х годов привез идею о «новом мировом порядке» из поездок по Европе, назвав его французским термином «мондиализм». В идеологии российского правого движения мондиализм стал синонимом однополярного мира во главе с Америкой, а одним из следствий мондиалистской угрозы для России — крушение СССР в 1991 году. 

Лишь в 2010-е годы, накопив достаточный потенциал и поняв, на каком языке говорить с конспирологами из других стран, «русская культура заговора» стала производителем конспирологических идей нового типа, которые с энтузиазмом подхватили за границей21.

Не генератор, а усилитель 

Идея, что Россия противостоит глобальному либеральному заговору ЛГБТ, направленному на разрушение православия и «духовных скреп» россиян, стала центральной темой российской политики 2010-х годов. Перехватывая повестку американских религиозных фундаменталистов, российские политики и идеологи возглавили международное движение по поддержанию консервативных ценностей, став союзниками многих правых партий, как в Европе, так и за океаном22

Все начиналось в 2012 году с выступлений Ирины Сиберт против властей Норвегии, якобы отдавших ее ребенка отцу-педофилу23. Тогда микроскопическое движение Сиберт — впрочем, активно поддерживаемое большинством конспирологических ресурсов России — казалось совершенно маргинальным. В 2016 году на фоне моральной паники из-за притока иммигрантов с Ближнего Востока в Берлине якобы произошло изнасилование 13-летней Лизы, дочери переселенцев из России в Германию. Дальнейшие события с выходом на улицы города недовольных показали, во-первых, потенциал антимигрантской темы в глобальной конспирологии, которая напрямую связана с критикой правящей в стране элиты (решение Меркель о приеме сирийских беженцев). А во-вторых, силу новой медийной реальности, когда пара сюжетов на российских федеральных каналах заставляет людей выйти на улицы европейской столицы. К 2020 году моральная паника вокруг «ювенальной юстиции» и педофилии элит оказались в центре американской и европейской культуры заговора24.

Было бы странно, если бы российские политики не воспользовались возможностями, предоставленными глобальным шоком от пандемии и мирового экономического кризиса. Несогласие с решением правительств о вводе карантинных мер и потенциальная угроза бизнесу миллионов граждан — идеальная возможность подорвать доверие к политическому истеблишменту, что мы и видим на демонстрациях в Германии и не только.

Но не стоит переоценивать потенциал «русских троллей»: не они являются генераторами конспирологического контента, а различные, часто анонимные, разбросанные по всей планете авторы твитов, фейковых новостей и анонимных телеграмм-каналов. Теории заговора теперь — это массовая и круглосуточная индустрия на всех цифровых платформах мира, и ее продукты способны распространиться за считанные дни по всему миру25. Вовремя нащупав возможности теорий заговора к мобилизации людей, русские тролли лишь «усиливают» сигнал, увеличивая масштабы распространения таких идей в онлайне и привлекая потенциальные аудитории к такому контенту.

Как вокруг Путина объединились правые и левые конспирологи

Консервативный поворот Путина, который обозначился делом Pussy Riot и анти-ЛГБТ повесткой в 2012 году, очень быстро привлек к себе внимание европейских и американских правых. «Традиционные ценности», нелюбовь к ЛГБТ, антимигрантская риторика, «лицемерие» политической корректности, мачистский образ сильного Путина, наконец, антиамериканизм стали композитной псевдоидеологической платформой, на которой объединились сторонники правых взглядов в Европе. И это на сегодня — стержень самостоятельной европейской конспирологии, только поддерживаемый мягкой силой российских медиаресурсов. 

Но правые в Европе и США — не единственные, кого впечатляет политика Путина. Успех кремлевской стратегии в том, чтобы не делать ставку на определенную идеологию, а давать возможность высказаться всем, сохраняя тем самым образ истинного защитника свободного мира, в пику корпоративной (читай: продажной) «лживой прессе», защищающей политический мейнстрим26

В эфире RT бывают как сторонники правых движений вроде Алекса Джонса, так и левые политики — например, Джордж Галлоуэй, Джулиан Ассанж и многие другие. Как оказалось, нелюбовь к правящим элитам объединяет. Сами понятия «лживые медиа» и fake news стали топовыми в середине 2010-х годов, когда их стали активно употреблять в политических дискуссиях, но начало этому процессу положили RT и «Спутник»27. Внимательный анализ программ RT на любом языке демонстрирует удивительную всеядность в выборе тем и спикеров, и каждому найдется место в информационной повестке канала. Собственно, это и есть главное ноу-хау российской внешней политики: клеймить предвзятость и шаблонность представлений о России и поддерживать любые силы, которые критически настроены против правящей элиты.

Сегодня последствия карантинных ограничений для бизнеса — это универсальная тема, способная вывести на площадь и левых, и правых, которые время от времени скандируют имя Путина. Как показывают опросы, ковид-диссидентские теории раскручиваются политическими активистами с обеих сторон политического спектра, а общее следствие этого — подрыв доверия в экспертное знание и общественные институты28

В Европе и США грядут выборы, и на фоне экономического упадка шансы прежде маргинальных движений возрастают. Многое будет зависеть от эффективности экономических мер, принятых европейскими правительствами. Прозрачная эффективная политика поможет сохранить доверие, отсутствие которого — ключевой фактор для понимания причин популярности теорий заговора. 


1. Сухарчук Д. Кругом обман // Quorum. 18 мая 2020 
2. Энциклопедия коронавирусных слухов и фейков // N +1. 8 апреля.2020; Echtermann A., Datenanalyse: Nutzer finden fragwürdige Corona-Informationen vor allem auf Youtube und verbreiten sie über Whatsapp // Correctiv. 12. Mai 2020 
3.Бушуев М., "Ковидиоты": Германия обсуждает протесты против карантина // Deutsche Welle. 14.05.2020 
4.Turner P. A. I heard it through the grapevine. Rumour in African-American Culture. University of California Press, 1993.
5.Porter L., Who are the Illuminati? Exploring the Myth of the Secret Society. Collins & Brown, 2005 
6.Бородихин А., «Превратить нас в подопытных морских свинок для Гейтса». Коронавирус и конспирология // Медиазона. 17 апреля 2020 
7.Anderson B., Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. Verso, 2006 
8.Болтански Л., Тайны и заговоры. Издательство европейского университета в Санкт-Петербурге, 2019 
9.Swami V. Social psychological origins of conspiracy theories: the case of the Jewish conspiracy theory in Malaysia // Frontiers in Psychology, 2012, 3, pp.1-9 
10.COMPACT Education Group, Guide to Conspiracy Theories, 2020 
11.Knight P., Conspiracy Theories in American History. An Encyclopedia. ABC-CLIO, 2003 
12.Drochon H. Who Believes in Conspiracy Theories in Great Britain and Europe?// Joseph E. Uscinski (ed.) Conspiracy Theories and the People Who Believe Them. New York, 2018 
13.Conspiracy Theories in Europe: A compilation.
14.Bergmann E., Conspiracy and Populism: the Politics of Misinformation. Palgrave, 2018 
15.Brown A., The Myth of Eurabia: how a far-right conspiracy theory went mainstream // The Guardian. 2018, August 16th 
16.Mills T., Can The Ruling Class Speak? // Jacobin Mag. 2018 October 14th 
17.Saletan W.. Unhealthy Fixation // The Slate. 2015 July 15th 
18.Regalado A. Russia Wants you to hate GMO // MIT Technology Review. 2018 Febuary 28th 
19.Baldwin N., Henry Ford and the Jews: The Mass Production of Hate. Public Affairs, 2018 
20.Каррера Г. Фейковые новости холодной войны: КГБ о СПИДе и Кеннеди // Русская служба Би-би-си. 1 апреля.2017 
21.Яблоков, Илья. Русская культура заговора. Конспирологические теории на постсоветском пространстве. Альпина Нон-Фикшн, 2020 
22.Hooper M. Russia’s ‘traditional values’ leadership // The Foreign Policy Centre. 2016 May 24th. 
23.Borenstein E. The Passion of Irina Bergseth // Plots against Russia. 2016 May 26th 
24.Взять хотя бы этот псевдодокументальный фильм автора из Нидерландов 
25. Frenkel, Sheera, Decker Ben, Alba, Davey. How the ‘Plandemic’ Movie and Its Falsehoods Spread Widely Online // New York Times. 2020 May 20th 
26. Yablokov I. Conspiracy Theories as a Russian Public Diplomacy Tool: The Case of Russia Today (RT) // Politics. 2015 Vol 35(3-4), 301–315 
27. Avramov K., Gatov V., Yablokov I. Conspiracy theories and fake news // Knight, Peter, Butter, Michael (eds) Handbook of Conspiracy Theories. Routledge, 2020. pp. 512-524
28.Uscinski J. E., Enders A. M., Klofstad C. A., Seelig, Michelle I., Funchion J. R., Everett C.; Wuchty S., Premaratne K., Murthi M. N. Why do people believe COVID-19 conspiracy theories? // The Harvard Kennedy School (HKS) Misinformation Review, 2020, Vol. 1, Special Issue on COVID-19 and Misinformation 
читайте также
показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)