Медиа

Что пишут: Об антиваксерах в Европе

Взгляд на карту Европы показывает большую разницу между западом и востоком в показателях привитых: Португалия и Испания ведут, а ниже всего доля привитых (если брать только Западную Европу) оказывается в Германии, Австрии и Швейцарии. Внутри самой Германии отстают федеральные земли на востоке и юге страны. В Румынии и Болгарии дела обстоят примерно так же плохо, как в России и Украине. В Швейцарии итало- и франкофонные кантоны показывают лучшие результаты, чем немецкоязычные. А в Италии по прививкам плетется в хвосте Тироль, где говорят по-немецки. 

Как это объяснить? Почему Альпийский регион особенно отстает? Почему запаздывают постсоциалистические страны? Почему немецкоязычные? Православные? В чем различия, нет ли общих черт? dekoder изучил научные данные и публикации в СМИ и собрал различные тезисы по этой теме. 

Источник dekoder

Лейпциг, суббота, начало ноября 2020 года, число заболевших в Германии составляет 133 на 100 тысяч человек. Два журналиста Süddeutsche Zeitung отправляются на демонстрацию противников вакцинации и сталкиваются с удивительным фактом: «Пока мы шли недлинной дорогой в центр города, успели услышать пять разных диалектов швабского». 

Очередной анекдот о швабах?

Швабы как противники прививок, свихнувшиеся на конспирологии? Это что, очередной анекдот о швабах? Если посмотреть на показатели привитых на карте Германии, видно, что Бавария и Баден-Вюртемберг действительно отстают, и только в восточных землях картина еще хуже. Совпадение? 
Социолог Оливер Нахтвей в последнее время часто отвечает на такие вопросы. Вместе с другими коллегами по Университету Базеля он изучает ковид-протесты в Германии, Австрии и Швейцарии. В интервью газете Die Zeit он проводит такое различие: «Кверденкеры [ковид-отрицатели] на юго-западе не такие, как на востоке Германии. Доля избирателей АдГ на востоке гораздо выше, чем в Баден-Вюртемберге. Среди протестующих на юго-западе вдвое больше бывших избирателей партии зеленых и Левой партии. В Саксонии протесты гораздо больше связаны с идеологией крайне правых и гораздо меньше подвержены влиянию эзотерики». 

Связь между неприятием прививок и правым экстремизмом в Германии имеет давнюю историю. «Еврейская медицина», как заявляли национал-социалисты, «отравляет народное тело». Истоки этой теории заговора прослеживаются еще в XIX веке. Об этом в интервью телеканалу ZDF рассказал историк медицины Мальте Тисен. Уже тогда Дрезден и Штутгарт были столицами антипрививочников: «Вокруг Дрездена и Штутгарта концентрировались все течения так называемой „жизненной реформы“ (Lebensreform). Это и альтернативная медицина, лечение природными средствами, и эзотерика, и антропософия. Все это движение есть своего рода мобилизация против наступления эпохи модерна, против индустриализации и урбанизации, которые так резко изменили образ жизни». «Назад к природе» — девиз тех дней, сопротивление новым временам, яркой приметой которых как раз и были прививки.   

Может ли и сейчас неприятие прививок быть проявлением общего неприятия современности?

Генрих Август Винклер известен, среди прочего, своей двухтомной историей Германии под названием «Долгий путь на Запад». Историк критически относится к любым попыткам дать общее объяснение различиям в успехах вакцинации в разных странах Европы. В интервью газете Frankfurter Allgemeine Zeitung он делает попытку выделить некоторые возможные причины и параметры их возникновения. Глядя на Россию, Беларусь, Украину, Болгарию и Румынию, он говорит: «Возможно такое объяснение меньшего количества привитых: клирики многих православных церквей могут питать предубеждение против современной науки. <...> Прививка как попытка вмешаться в Божий промысел», — суммирует историк эту позицию. Другим объяснением этому феномену может быть, как думает Винклер, и то, что «десятилетия коммунистической диктатуры в странах за железным занавесом ослабили доверие к институтам государства».

Действительно, слабое доверие к институтам можно связать с историческим опытом, но есть много аргументов в пользу того, что недоверие к государству связано с недостаточным качеством самих институтов: в тех странах, о которых говорит Винклер, эффективность институтов, в том числе и системы здравоохранения, так же снижается от запада к востоку, как и успехи прививочной кампании. 

Правда, в Западной Европе географическая логика действует небезупречно: Португалия и Италия лучше прививаются, чем Германия или Швейцария — однако в последних эффективность институтов явно выше. Здесь Винклер и Тисен усматривают особую причину: «Шоковый эффект событий начала эпидемии для южноевропейцев». 

А как же тогда объяснить тот факт, что на севере Италии ниже доля привитых, чем в среднем по стране, хотя опыт первых месяцев пандемии в Северной Италии, где было много смертельных исходов, оказался гораздо страшнее, чем на юге страны? Какова же связь между численностью привитых во всем Альпийском регионе — она всюду ниже, чем в среднем по каждой стране или в среднем в Западной Европе? (Примеч. пер.: альпийские провинции есть у Италии, Австрии, Франции, Швейцарии и Германии.)

Возможно, объяснение этому есть у Михаэля Блюме, исследователя течения кверденкеров (от немецкого Querdenker), конспирологических мифов и антисемитизма. Историк религии и уполномоченный земельного правительства Баден-Вюртемберга по вопросам антисемитизма в интервью газете Süddeutsche Zeitung говорит о том, что в Альпах сильны традиции федерализма, демократии и самоуправления. С продвижением централизованного государства, а с ней письменности и науки, в горы начались конфликты с местным самоуправлением. В Альпах огромное множество диалектов, представители центральной государственной власти в этих регионах попросту не находят с жителями общего языка. В конечном счете там зародилась идея федерального государства, модель, которая и в Германии проложила себе дорогу после окончания тоталитарного национал-социалистического режима. 

Кроме того, говорит Блюме, в Альпийском регионе исторически сильно притяжение мифических теорий заговоров: здесь всегда был силен антисемитизм, здесь развивались идеи австрофашизма и итальянского фашизма, и сама партия национал-социалистов НСДАП (национал-социалистическая партия Германии) возникла в Баварии. 

Традиция спиритуальной эзотерики

К этому можно добавить, что на юге Германии, а также в Австрии и Швейцарии всегда были сильны эзотерические движения. Стоит вспомнить возникновение антропософии: первая вальдорфская школа основана в Штутгарте, а центр общества антропософов построен в швейцарском Дорнахе. Многие ученые говорят о том, что эта традиция спиритуальной эзотерики сохраняется до сего дня, и Блюме также видит связь между спиритуализмом и тем фактом, что большинство сторонников партии кверденкеров «Ди Базис» (Die Basis) живет в Южной Баварии и в окрестностях Боденского озера в предгорье Альп. 

Таким образом, мотивы противников прививок в Альпийском регионе чрезвычайно разнообразны: от традиций самоуправления и связанным с этим недоверием к центральной власти — через романтику природы и спиритуальность, которые часто совмещаются с неприятием эпохи модерна — до самых нелепых теорий заговора. Наряду с высокой вариативностью мотивов для Блюме очевидна также и двойственность идеи свободы: 

У нас есть свобода нести ответственность, но, к сожалению, и свобода верований в мифические заговоры

Практически ни одно исследование кверденкеров и других антипрививочников не обходится без косвенных указаний на то, что они путают свободу мнений со свободой фактов. Часто при этом вспоминают эффект Даннинга–Крюгера, с помощью которого психологи описывают когнитивные искажения самооценки «некомпетентных людей», которые слишком высоко оценивают собственные знания и умения. Это и контекст высказывания известного судебного психиатра Хайди Кастнер о том, что сейчас на подъеме глупость. В интервью Süddeutsche Zeitung она цитирует Чарльза Буковски: «Проблема в том, что умных людей переполняют сомнения, а дураков — уверенность». 

Вообще обобщение индивидуальных психологических особенностей в науке считается недопустимой, но большинство исследований обходят этот запрет. Многие научные и популярные статьи упоминают многофакторные взаимосвязи мотивов противников прививок, — но конкретная динамика различных мотиваций до сих пор остается в тени, им не уделяется внимание. 

И наконец, есть еще и базовая проблема того, что невысокая готовность прививаться в немецкоязычных СМИ нередко смешивается в одну кучу с позицией антипрививочников. Но это утверждение не выдерживает критики: согласно опросу общественного мнения, результаты которого опубликованы в газете Die Tageszeitung, примерно половина тех, кто до сих пор не привился, не хотят этого делать просто потому, что ощущают чрезмерное давление. Для них дело не в скептическом отношении к государству, не в сопротивлении эпохе модерна и не в теориях заговора. Своей неготовностью прививаться они оказывают противодействие нарастающему общественному давлению. И еще один фактор: опубликованное в октябре исследование федерального министерства здравоохранения по поводу мотивации непривитых называет главное препятствие — страх. Три четверти опрошенных заявили со всей определенностью, что не прививаются потому, что считают вакцину «недостаточно тщательно проверенной». 

Страх

Страх и противодействие давлению могут быть связаны со склонностью к конспирологии и недоверием государству и/или науке, но причинно-следственную связь еще следует доказать. Поэтому, например, тезис о том, что сопротивление прививкам укоренено в характере жителя восточногерманских земель (или Альпийского региона) не выдерживает критики. Верно то, что многое указывает на социально-географические причины недоверия к прививкам. И у историков много сведений в пользу факторов, предопределяющих веру в теории заговоров.

Вполне может оказаться верным и то, что недоверие к государству имеет исторические корни и связано с недостатками институтов. И все же, при всех этих убедительных трактовках, данных о причинах недоверия к прививке и антивакцинаторских позиций сейчас недостаточно. До сих пор недостаточно исследованы социально-структурные взаимосвязи и влияние дезинформации на нежелание прививаться. Такие мотивации, как страх и противодействие давлению, остаются в тени, да они, по всей вероятности, и будут всегда слишком вариативны для того, чтобы быть надежно исчисленными. 

Редакция «декодера»
Перевод: Люба Гурова

читайте также

Гнозы
en

«Немецкая федерация» против пандемии

Лейтмотив российских новостей о борьбе Германии с эпидемией — Ангела Меркель что-то решила: усилить карантин или облегчить его. С российской точки зрения, в этом нет ничего необычного, но в самой Германии Меркель обвинили в том, что она занялась строительством «вертикали власти». Примерно в этом канцлера упрекнул лидер оппозиционной Свободной демократической партии (СвДП) Вольфганг Кубицки в конце апреля 2020 года. Поводом послужили неоднократные совещания канцлера с премьер-министрами федеральных земель для обсуждения дальнейших действий во время пандемии коронавируса. Такие консультации не предусмотрены конституцией ФРГ, и Вольфганг Кубицки выступил с критикой: «Даже канцлер не может быть выше закона. Во время коронакризиса Ангела Меркель претендует на административные полномочия, на которые не имеет права. По закону, защита от инфекционных болезней входит в сферу ответственности федеральных земель»1.
Правда, широкой дискуссии замечание оппозиционного политика не вызвало. На этих совещаниях вырабатывались лишь общие принципы, а конкретные решения по их реализации принимались на уровне федеральных земель: В Баварии, например, ношение масок стало обязательным, тогда как в Берлине эта мера введена с ограничениями (и действует, например, в общественном транспорте). Мало кто в Германии думает, что федеральное правительство и лично Меркель берет на себя слишком много — зато иногда говорят о недостатках «федеральной раздробленности» и требуют от центра более решительных действий. Как устроен процесс принятия решений о борьбе с пандемией?

Федерализм, обусловленный историей 

Немецкая конституция предусматривает максимальную децентрализацию власти и государственных полномочий2. Это особенно важно в вопросах безопасности. Федеральный центр решает только задачи, которые действительно требуют участия высшего уровня власти — например, обороны страны и управления вооруженными силами. А вот работа полиции регулируется на федеральном уровне только в некоторых сферах, таких как охрана границ и контроль путей сообщения3. В основном же максимальный объем полномочий в Германии — даже в кризисных ситуациях вроде пандемии — остается за федеральными землями.

Такое преимущественно децентрализованное устройство немецкого государства, в том числе в сфере безопасности, обусловлено историей страны, и в частности историей немецкой демократии4. Чтобы не допустить повторения преступлений нацистского режима, необходимо было разделение властей и горизонтальное распределение полномочий между федеральными землями. Кроме того, можно вспомнить, что единое национальное государство — Германская империя — образовалось относительно недавно, в конце XIX века, а до этого немецкоязычный мир состоял из множества самостоятельных княжеств и королевств.

Ситуация в Германии не уникальна: во всем мире, и в Европе в частности, есть множество федеративных государств, организованных похожим образом. В Швейцарии, например5, децентрализация даже сильнее, чем в Германии, в том числе во многих вопросах, связанных с безопасностью6. И едва ли в Европе найдется страна спокойнее.

Поэтому чисто функционально совсем не обязательно, чтобы ключевую роль в обеспечении общественного порядка играли центральные власти, как того часто требуют в кризисных ситуациях. Всякий раз в результате длительных политических консультаций с привлечением экспертов решается, насколько в борьбе с конкретной угрозой нужно централизованное руководство и координация действия, а насколько — местная инициатива и самоорганизация.

Федерация vs. централизация: что эффективнее?

В ходе пандемии коронавируса это стало отчетливо видно на примере Китая. Как минимум на начальном этапе Китай явно превосходил Европу в плане решительности мер и контроля за соблюдением ограничений7. Однако со временем авторитарный режим показал свои недостатки (например, сокрытие вспышки эпидемии)8, а в некоторых федеративных государствах федерализм, пусть и с определенной задержкой, но все же доказал свою состоятельность — например, в той же Германии. Поначалу звучало немало критики по поводу отсутствия единой эпидемиологической статистики и согласованной концепции борьбы с инфекцией для всей страны. Зато потом стало понятно, что в Германии значительно больше таких материальных ресурсов, как больничные койки и лабораторные тесты, а распоряжаться ими можно более гибко, чем в большинстве централизованных государств9.

Это не значит, что при федерализме антикризисное управление всегда эффективно: яркий пример тому сегодня — США или Италия. Да и в самой Германии задолго до пандемии коронавируса шли активные дискуссии о том, не слишком ли много полномочий отдано на откуп федеральным землям в свете таких новых угроз, как терроризм10, уязвимость критической инфраструктуры и кибербезопасность11. Много говорилось о том, что эффективная защита безопасности в таких условиях невозможна.

Все эти соображения подспудно присутствуют и в дискуссиях о борьбе с пандемией. Здравоохранение в Германии — это сложная многоплановая система. На федеральном уровне работают такие учреждения, как Институт им. Роберта Коха, и, в общем, с практической точки зрения, многое говорит за унифицированный подход к борьбе с распространением коронавируса и с другими эпидемиями. Для этого существует также федеральный закон о защите от инфекционных болезней12. Но он обязывает нижние уровни госвласти только фиксировать случаи заражения инфекционными заболеваниями и сообщать о них. Кроме того, на федеральный уровень возложены некоторые полномочия, связанные с закупкой лекарств, производством вакцин и ограничениями на поездки за рубеж. А конкретные повседневные меры по борьбе с эпидемией, например, ограничения социальных контактов граждан, остаются в Германии в компетенции земельных органов власти или местного самоуправления.

Также и многие другие сферы, важные в условиях кризиса, — например, образование или охрана общественного порядка — по-прежнему остаются исключительно в ведении земель или даже более низкого административного уровня. А канцлер не руководит непосредственно даже деятельностью федеральных министерств (Минфина, МВД, Минздрав и пр.), а лишь определяет так называемые основные направления политики13, то есть вместо принятия однозначных решений провозглашает общие руководящие принципы. Правда, в особых случаях могут быть созданы особые антикризисные штабы14, в которых заседают эксперты и политики разных уровней. Но эффективность сотрудничества в этих случаях зависит от доброй воли всех участников. 

Борьба с эпидемией и борьба за власть

Ко всему прочему, важную роль играют конкуренция и взаимодействие различных партий. Обычно у власти в Германии как на федеральном, так и на региональном уровнях находятся коалиционные правительства. У каждого партнера по коалиции своя сфера ответственности, а состав правящей коалиции в разных федеральных землях может отличаться. Вполне естественно, что, принимая решения, партии стараются показать свои отличия от других, и это распространяется практически на любую сферу. Поэтому не стоит ждать, что премьер-министры земель и другие региональные политики просто подчинятся требованиям Берлина. Оппозиционная СвДП, например, традиционно выступает против любой централизации, так что критика Кубицки в адрес канцлера неудивительна.

Наконец, не секрет, что внутри самой ХДС идет борьба за власть, и пока неизвестно, кто займет место Ангелы Меркель15. Так что, принимая самостоятельные решения и расставляя различные политические акценты, премьер-министры земель еще и заявляют о себе в преддверии предстоящих перемен в Берлине. Особенно это касается главы земли Северный Рейн-Вестфалия Армина Лашета, который активно выступает за скорейшее и масштабное снятие ограничений в общественной жизни и экономике. 

Противоположную позицию занимает премьер-министр Баварии Маркус Зедер, который, в силу особых политических традиций Баварии, вряд ли рассчитывает на пост канцлера (Зедер возглавляет ХСС — баварскую «сестринскую» партию общегерманской ХДС), но тем не менее пытается усилить собственное политическое влияние, придерживаясь особо строгих кризисных мер.

Взаимодействием всех этих факторов и объясняется такая оживленность дебатов в Германии. Одни выступают за гораздо большую централизацию и унифицированную политику по борьбе с инфекцией. Другие напоминают, каких успехов в борьбе с эпидемией удалось достичь благодаря прежней децентрализованной политике, и считают постоянную политическую конкуренцию дополнительным преимуществом при гибком и демократичном подходе к безопасности.

Пределы эффективности

Впрочем, такая система хорошо работает до тех пор, пока все ее участники сохраняют определенную готовность к конечному компромиссу. Так, предписания ведомства федерального канцлера и других берлинских министерств, как правило, все же выполняются в федеральных землях лишь с незначительными вариациями. А центральное правительство, в свою очередь, неоднократно сигнализировало о своей готовности к переговорам, чтобы учесть интересы федеральных земель и местного самоуправления. Такой статус-кво во время эпидемии коронавируса в целом показывает, что представляет собой так называемый «кооперативный федерализм» в Германии16.

Однако нет гарантий, что этот консенсус не будет нарушен, если существенно возрастут экономические издержки и усилится сопротивление общества первым антикризисным мерам. До сих пор граждане Германии в целом поддерживали все новые ограничения. Но социологические опросы и развивающаяся общественная дискуссия демонстрирует, что запас терпения, необходимого для жизни в таких условиях, уменьшается17. Парадоксальным образом некоторые эксперты и политики считают, что проблемой стали как раз успехи Германии в борьбе с пандемией, которые ослабляют бдительность общества. Именно поэтому канцлер Ангела Меркель не устает повторять, что слишком рано считать себя в безопасности и необходимо сохранять максимальную осторожность18. Наконец, в ближайшие месяцы ожидаются длительные дискуссии и переговоры о возможной передаче дополнительных полномочий и ресурсов на федеральный уровень19 — в частности, всего, что касается закупки основных медицинских товаров и обеспечения критической инфраструктуры.

В целом, продолжающиеся в Германии споры вокруг борьбы с коронавирусной инфекцией доказывают, что кажущийся трудоемким, скучным и чрезмерно сложным федерализм — при сохранении взаимного уважения и демократии — становится преимуществом, стабилизирующим политическую систему. Однако его трудно описать в рамках краткой статьи, и, на первый взгляд, может показаться, что все это крайне расточительно с точки зрения времени, энергии и издержек на различных уровнях политической системы. Но решающим в итоге оказывается то, что ответственность за происходящее распределена между разными уровнями власти, так что местные правительства не могут отвлечь внимание от собственных недоработок и проблем, просто сославшись на далекую столицу. Все это позволяет надеяться, что и развернувшаяся в эти дни конкуренция премьер-министров и партий принесет пользу в сдерживании эпидемии коронавируса и в преодолении ее последствий.


1.Facebook: Wolfgang Kubicki 
2.Bogumil, Jörg (2007): Regierung und Verwaltung, in: Politische Bildung 4/2007 
3.kriminalpolizei.de: Deutsche Sicherheitsbehörden/Polizei und Föderalismus 
4.Bundeszentrale für politische Bildung: Demokratie als "Leitgedanke" des deutschen Föderalismus 
5.Neue Zürcher Zeitung: Das unvollendete föderale System Deutschlands 
6.CSS Analyses in Security Policy: Subsidiarity and Swiss Security Policy 
7.Atlantic Council: Is China winning the coronavirus response narrative in the EU? 
8.The Atlantic: China Is Avoiding Blame by Trolling the World 
9.The Guardian: Germany's devolved logic is helping it win the coronavirus race 
10.Legal Tribune Online: Wie weit dürfen die Kompetenzen des Bundes reichen? 
11.Legal Tribune Online: Wie weit dürfen die Kompetenzen des Bundes reichen? 
12.Robert Koch Institut: Infektionsschutzgesetz 
13.Bundeszentrale für politische Bildung: Richtlinienkompetenz 
14.Bundesministerium des Innern: System des Krisenmanagements in Deutschland 
15.Watson: «Hahnenkampf» in Corona-Zeiten: Wer wird Merkels Nachfolger? 
16.Bundeszentrale für politische Bildung: Zusammenarbeit im deutschen Föderalismus 
17.Arte: Umfrage: Akzeptanz für Corona-Politik lässt langsam nach 
18.ZDF: Merkels Regierungserklärung: "Wir bewegen uns auf dünnem Eis" 
19.Welti, Felix (2020): Das deutsche Gesundheitswesen im Lichte der Corona-Krise, in: Zeitschrift für sozialistische Politik und Wirtschaft, Nr. 236 
читайте также
Gnose

Маркус Зедер

Маркус Зедер (нем. Markus Söder, род. в 1967) — действующий председатель баварского Христианско-социального союза (ХСС) и премьер-министр Баварии (с 2018 года). С 2011 по 2018 год — министр финансов Баварии. Перед его избранием на пост премьера ХСС получила на выборах в баварский земельный парламент худший результат в своей истории. Благодаря жесткой линии в борьбе с коронавирусом получил большую популярность по всей Германии и даже стал рассматриваться как один из возможных преемников Ангелы Меркель на посту канцлера. Как и весь ХСС, считается более правым, чем сама Меркель, но исключает сотрудничество с «Альтернативой для Германии».

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)