Медиа

«Жизнь — это вопрос не только биологии»

Представление о человеке как существе способном — и даже обязанном — при любых обстоятельствах контролировать свое существование, глубоко укоренилась в развитых западных обществах. Бесчисленные приложения в смартфонах позволяют нам непрерывно управлять своим временем, своими финансами, своей интимной жизнью и даже своим настроением. Количество шагов, съеденных калорий, принятых витаминов — все документируется, все представляется нам как результат нашего собственного выбора. Новые технологии и прорывы в медицине создают впечатление, что в XXI веке мы можем выбирать не только как нам жить, но даже как нам умирать: заморозить свое тело при помощи криотехнологий, подгрузить содержимое своего мозга в облако — или попробовать вовсе не умирать, постепенно заменяя органы своего тела на силиконовые протезы. Разумеется, эти эксперименты и технологии доступны далеко не всем — однако само их существование и тот интерес, который они вызывают, свидетельствуют о том, насколько глубоко мы сегодня верим в возможность победы прогресса над любыми человеческими уязвимостями.

Пандемия коронавируса развеяла эту столь дорогую нам иллюзию контроля. Многое в жизни случается все еще против нашей воли; болезни и смерть — все еще фундаментальная часть жизни, а не ее неприятный побочный эффект. Должны ли мы смириться с этим фактом — или, наоборот, нам нужно бросить все свои силы на то, чтобы еще больше усовершенствовать контроль над природой и над самими собой? На что следует ориентироваться политике, стоящей перед подобным выбором? Об этом и пишет в своих работах французская мыслительница Синтия Флери, основавшая кафедру философии в парижской больнице Св. Анны — одном из самый старых французских госпиталей. Основные темы исследований Флери лежат в сфере биополитики: она размышляет о том, как власть решает вопросы, связанные с жизнью и здоровьем граждан. О том, как пандемия COVID-19 может изменить наши представления о себе и об устройстве общества, Флери рассказала в интервью швейцарской газете NZZ.

Источник Neue Zürcher Zeitung (NZZ)

Госпожа Флери, вы занимаетесь политической философией и одновременно работаете в больнице. Не могли бы вы поставить диагноз? Ведь государство легко можно сравнить с живым организмом: у него есть органы, иногда его парализует, иногда оно впадает в панику. Как сейчас его здоровье?

Это непростой вопрос, но здоровым его точно не назовешь. Если сравнивать его с телом отдельного гражданина, то нужно, наверное, представить себе человека без всякой физической подготовки и абсолютно незакаленного. Более того — человека, который только что вышел из состояния шока и застигнут врасплох. Французская государственная власть оказалась подготовлена к кризису ненамного лучше самих граждан, которых в принципе призвана защищать. Ведь политики обязаны предвидеть проблемы и заранее к ним готовиться. 

Все постоянно говорят о вирусе как о невиданной катастрофе. Выходит, мы все, включая наших политиков, забыли за последние десятилетия, что болезни — неотъемлемая составляющая жизни людей?

Все-таки не будем забывать, что людей, говоривших о пандемии как одном из возможных рисков глобализации, тоже было достаточно. Эта пандемия явно не свалилась нам как снег на голову. Но в наших обществах есть выраженная тенденция к тому, чтобы отрицать слабые места, вытеснять из сознания все уязвимые точки. Про человека положено думать, будто он «функционирует» без сбоев и неполадок, а потому государственная профилактическая медицина была «оптимизирована» в сторону сокращения — да так, что система стала невероятно хрупкой. В этом никто не хотел себе признаваться. У нас нет запасов самых необходимых вещей, таких как те же маски, и связано это с тем, что мы выстроили дисфункциональную, крайне уязвимую систему и очень долго прятали голову в песок, не желая замечать этой уязвимости. 

Отрицание уязвимости возможно и на телесном уровне: Юваль Ной Харари в одном из своих бестселлеров написал, что болезни — это бич прошлых времен. И вместе с ним многие поверили, что в будущем человечеству скорее будут угрожать сбои в алгоритмах, чем болезни тела. 

Вернемся с небес на землю, в сегодняшние реалии. Напомню: основной причиной смертности все еще остается болезнь — а именно рак. Тем не менее большой сдвиг действительно произошел. Хронических болезней стало больше, а число инфекционных, наоборот, сократилось. Вирусы, вызывающие заболевания дыхательных путей, нашим обществам, в отличие от азиатских, уже мало знакомы. И это при том, что, конечно же, болезни по-прежнему нас всюду преследуют, а со смертью наши общества хотят иметь дело все меньше, предпочитая вообще с ней не сталкиваться. Это видно очень отчетливо: летальность вируса относительно низкая, 98% людей после заражения выздоравливают — но мы вводим стопроцентный карантин. 

По-вашему, это непропорциональная реакция?

Я понимаю это как реакцию на чрезвычайную ситуацию: надо спасать жизни, и я не возьму на себя смелость говорить о том, что это было слишком. Просто нужно отдавать себе отчет в том, что жизнь — это вопрос не только биологии. Есть социальная жизнь, экономическая — и я боюсь, что избранная стратегия, отдающая приоритет биологической жизни и телесному здоровью, приведет к еще более тяжким разрушениям в других аспектах жизни. 

Вы написали книгу о мужестве, которое рассматриваете как политическую добродетель. Можно ли назвать мужественной политику, которую мы наблюдали на протяжении недель и месяцев пандемии? Если нет, какой ей следовало быть? 

Как я уже сказала, государство было очень плохо подготовлено. Но в обстановке кризиса оно проявило себя скорее хорошо. Уважение к ценностям правового государства — при всем наступлении на свободы — сохранялось. Государство старалось давать гражданам как можно больше информации, сохранять, насколько можно, прозрачность. Конечно, задним числом все кризисные меры можно подвергать критике, каждому теперь уже виднее, что и как нужно было делать. Но в тот момент, когда требовались срочные меры, каждое решение по определению было смелым. В конечном счете, объявление локдауна тоже требовало мужества. 

Да, и, казалось бы, во Франции — особенно: в этой стране уровень доверия к правительству существенно ниже, чем в других европейских странах, и в прошедшие годы не утихали кризисы, протесты и забастовки. Почему сейчас люди без большого сопротивления подчинились строжайшим требованиям правительства?

То, что доверие к центральному правительству невелико, — это верно. Но вот доверие к муниципальным службам очень высокое. Выступал не только Эммануэль Макрон, не он один призывал людей сидеть дома. Через социальные сети к французам обратились бесчисленные сотрудники систем здравоохранения и ухода за больными и пожилыми людьми, врачи и медсестры настоятельно просили о помощи и поддержке, которая состояла в соблюдении карантина и самоизоляции. Призывы непосредственных участников событий сыграли очень важную роль. Все благодаря социальному капиталу, которого у нас здесь во Франции достаточно.

Как кризис скажется на напряженных отношениях граждан и государства?

Я бы не ждала улучшений, скорее наоборот. Кризис вызвал к жизни что-то вроде «священного союза»: на время, забыв о противоречиях, все объединились против общего врага. Но как только политическая жизнь выйдет из спячки, как только материальная поддержка перестанет оказываться по первому требованию — тут же с новой силой вернутся страхи, недоверие и старая вражда. Государство уже начинает чувствовать растущее недовольство: к правительству подано уже 70 исков из-за причинения увечий и смерти по неосторожности, из-за создания угрозы жизни или неоказания помощи. 

Медперсонал, по вашим словам, сейчас на вершине популярности в народе. В обществе, которое выше всего ставит физическое здоровье, это кажется логичным. Но вообще-то до сих пор профессии, связанные с уходом за больными, ценились не особенно высоко. Как объяснить такое противоречие? 

Здесь, как, впрочем, и во многих других областях, сказывается огромный перекос — во Франции он, может быть, еще сильнее виден. Мы не устаем подчеркивать нашу гордость успехами науки — однако во Франции учителям платят хуже, чем в других странах Европы. То же и в здравоохранении: самые успешные врачи становятся героями нации — но тех людей, которые тянут лямку ежедневной, тяжелой, необходимой работы, никто не замечает, получаемое ими денежное вознаграждение тоже остается скромным. Это связано, среди прочего, и с гендерным распределением ролей: уход за больными долго был чисто женской работой, а поскольку женщины якобы от природы предназначены к работе няньки и сиделки — то зачем же еще и платить? 

Сейчас традицией стали аплодисменты медикам — в том числе и медсестрам. Изменит ли кризис общественное восприятие и статус этой профессии?

Во всяком случае, сейчас как никогда очевидна польза и важность профессионалов, занятых уходом. Политики обещали некоторые улучшения в этой сфере, но от слов перейдут к делам только в том случае, если и гражданское общество будет настойчиво добиваться перемен. Я действительно думаю, что многие сейчас осознали, насколько важную роль в нашем обществе играет сфера заботы и ухода. И я трактую это понятие очень широко: речь не только о здоровье и медицине, но и о жизнеобеспечении в принципе — о вывозе мусора, работе магазинов, доставке товаров. То есть об уходе за всеми нашими общедоступными системами жизнеобеспечения. На эту задачу работает множество людей в секторах, на которые не принято обращать внимания. Я надеюсь, что когда кризис закончится, они не окажутся опять немедленно забытыми. 

читайте также

Гнозы
en

«Немецкая федерация» против пандемии

Лейтмотив российских новостей о борьбе Германии с эпидемией — Ангела Меркель что-то решила: усилить карантин или облегчить его. С российской точки зрения, в этом нет ничего необычного, но в самой Германии Меркель обвинили в том, что она занялась строительством «вертикали власти». Примерно в этом канцлера упрекнул лидер оппозиционной Свободной демократической партии (СвДП) Вольфганг Кубицки в конце апреля 2020 года. Поводом послужили неоднократные совещания канцлера с премьер-министрами федеральных земель для обсуждения дальнейших действий во время пандемии коронавируса. Такие консультации не предусмотрены конституцией ФРГ, и Вольфганг Кубицки выступил с критикой: «Даже канцлер не может быть выше закона. Во время коронакризиса Ангела Меркель претендует на административные полномочия, на которые не имеет права. По закону, защита от инфекционных болезней входит в сферу ответственности федеральных земель»1.
Правда, широкой дискуссии замечание оппозиционного политика не вызвало. На этих совещаниях вырабатывались лишь общие принципы, а конкретные решения по их реализации принимались на уровне федеральных земель: В Баварии, например, ношение масок стало обязательным, тогда как в Берлине эта мера введена с ограничениями (и действует, например, в общественном транспорте). Мало кто в Германии думает, что федеральное правительство и лично Меркель берет на себя слишком много — зато иногда говорят о недостатках «федеральной раздробленности» и требуют от центра более решительных действий. Как устроен процесс принятия решений о борьбе с пандемией?

Федерализм, обусловленный историей 

Немецкая конституция предусматривает максимальную децентрализацию власти и государственных полномочий2. Это особенно важно в вопросах безопасности. Федеральный центр решает только задачи, которые действительно требуют участия высшего уровня власти — например, обороны страны и управления вооруженными силами. А вот работа полиции регулируется на федеральном уровне только в некоторых сферах, таких как охрана границ и контроль путей сообщения3. В основном же максимальный объем полномочий в Германии — даже в кризисных ситуациях вроде пандемии — остается за федеральными землями.

Такое преимущественно децентрализованное устройство немецкого государства, в том числе в сфере безопасности, обусловлено историей страны, и в частности историей немецкой демократии4. Чтобы не допустить повторения преступлений нацистского режима, необходимо было разделение властей и горизонтальное распределение полномочий между федеральными землями. Кроме того, можно вспомнить, что единое национальное государство — Германская империя — образовалось относительно недавно, в конце XIX века, а до этого немецкоязычный мир состоял из множества самостоятельных княжеств и королевств.

Ситуация в Германии не уникальна: во всем мире, и в Европе в частности, есть множество федеративных государств, организованных похожим образом. В Швейцарии, например5, децентрализация даже сильнее, чем в Германии, в том числе во многих вопросах, связанных с безопасностью6. И едва ли в Европе найдется страна спокойнее.

Поэтому чисто функционально совсем не обязательно, чтобы ключевую роль в обеспечении общественного порядка играли центральные власти, как того часто требуют в кризисных ситуациях. Всякий раз в результате длительных политических консультаций с привлечением экспертов решается, насколько в борьбе с конкретной угрозой нужно централизованное руководство и координация действия, а насколько — местная инициатива и самоорганизация.

Федерация vs. централизация: что эффективнее?

В ходе пандемии коронавируса это стало отчетливо видно на примере Китая. Как минимум на начальном этапе Китай явно превосходил Европу в плане решительности мер и контроля за соблюдением ограничений7. Однако со временем авторитарный режим показал свои недостатки (например, сокрытие вспышки эпидемии)8, а в некоторых федеративных государствах федерализм, пусть и с определенной задержкой, но все же доказал свою состоятельность — например, в той же Германии. Поначалу звучало немало критики по поводу отсутствия единой эпидемиологической статистики и согласованной концепции борьбы с инфекцией для всей страны. Зато потом стало понятно, что в Германии значительно больше таких материальных ресурсов, как больничные койки и лабораторные тесты, а распоряжаться ими можно более гибко, чем в большинстве централизованных государств9.

Это не значит, что при федерализме антикризисное управление всегда эффективно: яркий пример тому сегодня — США или Италия. Да и в самой Германии задолго до пандемии коронавируса шли активные дискуссии о том, не слишком ли много полномочий отдано на откуп федеральным землям в свете таких новых угроз, как терроризм10, уязвимость критической инфраструктуры и кибербезопасность11. Много говорилось о том, что эффективная защита безопасности в таких условиях невозможна.

Все эти соображения подспудно присутствуют и в дискуссиях о борьбе с пандемией. Здравоохранение в Германии — это сложная многоплановая система. На федеральном уровне работают такие учреждения, как Институт им. Роберта Коха, и, в общем, с практической точки зрения, многое говорит за унифицированный подход к борьбе с распространением коронавируса и с другими эпидемиями. Для этого существует также федеральный закон о защите от инфекционных болезней12. Но он обязывает нижние уровни госвласти только фиксировать случаи заражения инфекционными заболеваниями и сообщать о них. Кроме того, на федеральный уровень возложены некоторые полномочия, связанные с закупкой лекарств, производством вакцин и ограничениями на поездки за рубеж. А конкретные повседневные меры по борьбе с эпидемией, например, ограничения социальных контактов граждан, остаются в Германии в компетенции земельных органов власти или местного самоуправления.

Также и многие другие сферы, важные в условиях кризиса, — например, образование или охрана общественного порядка — по-прежнему остаются исключительно в ведении земель или даже более низкого административного уровня. А канцлер не руководит непосредственно даже деятельностью федеральных министерств (Минфина, МВД, Минздрав и пр.), а лишь определяет так называемые основные направления политики13, то есть вместо принятия однозначных решений провозглашает общие руководящие принципы. Правда, в особых случаях могут быть созданы особые антикризисные штабы14, в которых заседают эксперты и политики разных уровней. Но эффективность сотрудничества в этих случаях зависит от доброй воли всех участников. 

Борьба с эпидемией и борьба за власть

Ко всему прочему, важную роль играют конкуренция и взаимодействие различных партий. Обычно у власти в Германии как на федеральном, так и на региональном уровнях находятся коалиционные правительства. У каждого партнера по коалиции своя сфера ответственности, а состав правящей коалиции в разных федеральных землях может отличаться. Вполне естественно, что, принимая решения, партии стараются показать свои отличия от других, и это распространяется практически на любую сферу. Поэтому не стоит ждать, что премьер-министры земель и другие региональные политики просто подчинятся требованиям Берлина. Оппозиционная СвДП, например, традиционно выступает против любой централизации, так что критика Кубицки в адрес канцлера неудивительна.

Наконец, не секрет, что внутри самой ХДС идет борьба за власть, и пока неизвестно, кто займет место Ангелы Меркель15. Так что, принимая самостоятельные решения и расставляя различные политические акценты, премьер-министры земель еще и заявляют о себе в преддверии предстоящих перемен в Берлине. Особенно это касается главы земли Северный Рейн-Вестфалия Армина Лашета, который активно выступает за скорейшее и масштабное снятие ограничений в общественной жизни и экономике. 

Противоположную позицию занимает премьер-министр Баварии Маркус Зедер, который, в силу особых политических традиций Баварии, вряд ли рассчитывает на пост канцлера (Зедер возглавляет ХСС — баварскую «сестринскую» партию общегерманской ХДС), но тем не менее пытается усилить собственное политическое влияние, придерживаясь особо строгих кризисных мер.

Взаимодействием всех этих факторов и объясняется такая оживленность дебатов в Германии. Одни выступают за гораздо большую централизацию и унифицированную политику по борьбе с инфекцией. Другие напоминают, каких успехов в борьбе с эпидемией удалось достичь благодаря прежней децентрализованной политике, и считают постоянную политическую конкуренцию дополнительным преимуществом при гибком и демократичном подходе к безопасности.

Пределы эффективности

Впрочем, такая система хорошо работает до тех пор, пока все ее участники сохраняют определенную готовность к конечному компромиссу. Так, предписания ведомства федерального канцлера и других берлинских министерств, как правило, все же выполняются в федеральных землях лишь с незначительными вариациями. А центральное правительство, в свою очередь, неоднократно сигнализировало о своей готовности к переговорам, чтобы учесть интересы федеральных земель и местного самоуправления. Такой статус-кво во время эпидемии коронавируса в целом показывает, что представляет собой так называемый «кооперативный федерализм» в Германии16.

Однако нет гарантий, что этот консенсус не будет нарушен, если существенно возрастут экономические издержки и усилится сопротивление общества первым антикризисным мерам. До сих пор граждане Германии в целом поддерживали все новые ограничения. Но социологические опросы и развивающаяся общественная дискуссия демонстрирует, что запас терпения, необходимого для жизни в таких условиях, уменьшается17. Парадоксальным образом некоторые эксперты и политики считают, что проблемой стали как раз успехи Германии в борьбе с пандемией, которые ослабляют бдительность общества. Именно поэтому канцлер Ангела Меркель не устает повторять, что слишком рано считать себя в безопасности и необходимо сохранять максимальную осторожность18. Наконец, в ближайшие месяцы ожидаются длительные дискуссии и переговоры о возможной передаче дополнительных полномочий и ресурсов на федеральный уровень19 — в частности, всего, что касается закупки основных медицинских товаров и обеспечения критической инфраструктуры.

В целом, продолжающиеся в Германии споры вокруг борьбы с коронавирусной инфекцией доказывают, что кажущийся трудоемким, скучным и чрезмерно сложным федерализм — при сохранении взаимного уважения и демократии — становится преимуществом, стабилизирующим политическую систему. Однако его трудно описать в рамках краткой статьи, и, на первый взгляд, может показаться, что все это крайне расточительно с точки зрения времени, энергии и издержек на различных уровнях политической системы. Но решающим в итоге оказывается то, что ответственность за происходящее распределена между разными уровнями власти, так что местные правительства не могут отвлечь внимание от собственных недоработок и проблем, просто сославшись на далекую столицу. Все это позволяет надеяться, что и развернувшаяся в эти дни конкуренция премьер-министров и партий принесет пользу в сдерживании эпидемии коронавируса и в преодолении ее последствий.


1.Facebook: Wolfgang Kubicki 
2.Bogumil, Jörg (2007): Regierung und Verwaltung, in: Politische Bildung 4/2007 
3.kriminalpolizei.de: Deutsche Sicherheitsbehörden/Polizei und Föderalismus 
4.Bundeszentrale für politische Bildung: Demokratie als "Leitgedanke" des deutschen Föderalismus 
5.Neue Zürcher Zeitung: Das unvollendete föderale System Deutschlands 
6.CSS Analyses in Security Policy: Subsidiarity and Swiss Security Policy 
7.Atlantic Council: Is China winning the coronavirus response narrative in the EU? 
8.The Atlantic: China Is Avoiding Blame by Trolling the World 
9.The Guardian: Germany's devolved logic is helping it win the coronavirus race 
10.Legal Tribune Online: Wie weit dürfen die Kompetenzen des Bundes reichen? 
11.Legal Tribune Online: Wie weit dürfen die Kompetenzen des Bundes reichen? 
12.Robert Koch Institut: Infektionsschutzgesetz 
13.Bundeszentrale für politische Bildung: Richtlinienkompetenz 
14.Bundesministerium des Innern: System des Krisenmanagements in Deutschland 
15.Watson: «Hahnenkampf» in Corona-Zeiten: Wer wird Merkels Nachfolger? 
16.Bundeszentrale für politische Bildung: Zusammenarbeit im deutschen Föderalismus 
17.Arte: Umfrage: Akzeptanz für Corona-Politik lässt langsam nach 
18.ZDF: Merkels Regierungserklärung: "Wir bewegen uns auf dünnem Eis" 
19.Welti, Felix (2020): Das deutsche Gesundheitswesen im Lichte der Corona-Krise, in: Zeitschrift für sozialistische Politik und Wirtschaft, Nr. 236 
читайте также
Gnose

Маркус Зедер

Маркус Зедер (нем. Markus Söder, род. в 1967) — действующий председатель баварского Христианско-социального союза (ХСС) и премьер-министр Баварии (с 2018 года). С 2011 по 2018 год — министр финансов Баварии. Перед его избранием на пост премьера ХСС получила на выборах в баварский земельный парламент худший результат в своей истории. Благодаря жесткой линии в борьбе с коронавирусом получил большую популярность по всей Германии и даже стал рассматриваться как один из возможных преемников Ангелы Меркель на посту канцлера. Как и весь ХСС, считается более правым, чем сама Меркель, но исключает сотрудничество с «Альтернативой для Германии».

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)