Первый раз Игорь (имена всех героев изменены) попал в больницу потому, что его внешний вид вызвал подозрения у психиатра в военкомате. Увы, признается он, лечение больше напоминало изоляцию и принуждение, чем помощь.
Того же самого мнения и Дарья, у которой появился опыт лечения и в Беларуси, и в Польше, где она попала в клинику после вынужденной эмиграции. Разница в подходах колоссальная, утверждает девушка.
В психиатрической системе Беларуси состоит на учете около 300 тысяч человек, это почти 3,5% населения страны, каждый тридцатый беларус. Большинство — люди с тревожными расстройствами, депрессиями, но примерно у четверти диагностированы такие заболевания, как шизофрения или биполярное расстройство. Людей с тяжелыми формами психических расстройств, как правило, изолируют в закрытых медучреждениях. При этом психиатрическая система Беларуси устроена так, что попасть в нее легче, чем выйти.
Чем отличается подход к лечению серьезных расстройств в Беларуси и в ЕС, рассказали журналистке Татьяне Гендель пациенты, пережившие все на личном опыте, а правозащитник и врач объяснили, как работает система и почему так важно ее реформировать.
Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.
«Нам говорили, что это и есть терапия»
Пациенты описывают беларуские психиатрические учреждения как места, где подавление и изоляция преобладают над лечением.
Больница, по воспоминаниям Игоря, — это минимальная диагностика и полное отсутствие индивидуального подхода. «Я попал туда из-за розовых волос — психиатр в военкомате решил, что это признак возможных отклонений. Я просто считал себя вспыльчивым, агрессивным… Дело было не только в характере — у меня действительно был психоз. Но вместо того, чтобы помочь, система загнала меня в еще больший кризис. За две недели я видел врачей три раза, диагноз поставили быстро, почти без разбирательств. Я думал, что психиатрия должна тебя восстановить, но состояние только ухудшалось», — рассказывает он.
Когда Дарью госпитализировали, знакомство с больничной системой Беларуси началось с унизительных процедур. «Пришлось переодеться в старую бесформенную больничную одежду, отдать свои вещи», — вспоминает она. Дарью поселили в палату под наблюдением за решеткой, а санитары «были грубы и вызывали страх». Доходило до откровенной жестокости: «Одна санитарка пыталась привязать меня к кровати только за то, что я, по ее мнению, слишком часто выходила ночью в туалет».
В беларуских больницах пациенты вынуждены выполнять различные обязанности. «Нам говорили, это терапия, но как по мне, это просто принудительная работа. Запах грязных тряпок и воды, которыми мы мыли полы, отбивал любое желание делать что-то», — говорит Дарья.
Я попросил отпустить меня домой, врач ответила: «Ты никому не нужен, твоя мать больше не хочет тебя видеть».
Игорь рассказывает, что пациенты нередко пытаются «купить» себе поблажки у санитаров. «Прогулка может и не состояться, если у санитара плохое настроение. Нехватка элементарных свобод создала в больнице “тюремную” иерархию, где сигареты и кофе — универсальная валюта: за них можно договориться с санитаром об услугах или покупке мелких привилегий».
Самым страшным для Игоря стало отсутствие контроля над своей судьбой. Он вспоминает странную реакцию врача при попытке договориться о досрочном выходе из больницы. «Я попросил отпустить меня домой, врач ответила: “Ты никому не нужен, твоя мать больше не хочет тебя видеть”. Эти слова глубоко ранили, хотя я знал, что это неправда, у меня очень хорошие отношения с мамой. Не понимаю, как можно говорить такое человеку в уязвимом положении», — заключает мужчина.
«Химическая смирительная рубашка»
На каждую болезнь есть свой регламент, пациентов с психозами госпитализируют на срок до 30 дней. Дальнейшее лечение зависит от врача. Если врач считает, что пациенту нужно больше времени, его могут оставить в больнице на новый срок, продлевая лечение через суд. Чем дольше человек остается в системе, тем реже пересматривают его состояние — после двенадцати месяцев госпитализации проверки проходят всего раз в год. Признанные недееспособными могут остаться в больнице навсегда, за них решают родственники либо администрация клиники. Игорю повезло: его отпустили после предписанного срока, хотя впоследствии ему пришлось вернуться уже самому — состояние слишком ухудшилось.
Многие пациенты подписывают согласие на госпитализацию под давлением и даже не осознают последствий, пояснил дekoder’у один из врачей, работающих в системе и состоящий в возникшей после 2020 года инициативе «Белые халаты»: «Им не объясняют, что “добровольное согласие” обернется фактической утратой всех прав, включая право покинуть больницу. Они подписывают документ, не понимая, что выход теперь полностью зависит от врачей».
Методы контроля нередко приводят к злоупотреблениям, о которых пациенты даже не могут заявить. «В случае “проблемного поведения” врачи и санитары могут практически бесконтрольно использовать успокоительное. Мы иногда говорим, что это “химическая смирительная рубашка”. Препараты подавляют пациента настолько, что он буквально лишается сил что-либо требовать», — говорит врач.
Игорь и Дарья подтверждают, что это обычная практика. «Если кто-то начинает жаловаться, его могут уколоть и оставить в таком состоянии. Тебя будто приглушают, чтобы ты не мешал», — говорит Игорь.
Дарья добавляет: «Лекарства дают в таких дозах, что даже говорить трудно, ты не осознаешь, что происходит».
«Один человек решает все за 500 пациентов»
По мнению главы правозащитного «Офиса по правам людей с инвалидностью» Сергея Дроздовского, медицинская система в Беларуси исторически ориентирована на контроль, а не на поддержку. Конкретно система психиатрического лечения — на изоляцию и подавление.
«Закрытые учреждения, зачастую они удалены от крупных городов, а у персонала нет нужной квалификации, — говорит Дроздовский. — Сотрудники могут быть добрыми людьми, но доброта — не профессия. Пациенты живут, как в тюрьме, лишенные контактов с миром».
Часто в закрытых учреждениях директор выступает в роли опекуна. «Когда человека помещают в изоляцию, он теряет возможность полноценно участвовать в своей жизни. По поводу каждой детали его существования решение принимает опекун, — объясняет правозащитник. — Представьте, один человек решает все за 500 пациентов: что они едят, как проводят время, с кем могут общаться».
Они не понимают, как работать с людьми с психическими расстройствами, но это единственная для них работа
По словам Дарьи, такие условия делают пациентов зависимыми от персонала в каждой мелочи, даже в получении базовых вещей. «Ты как ребенок, у которого ничего нет, кроме того, что тебе даст санитар или медсестра», — поделилась девушка.
Дроздовский считает, что низкая квалификация и нехватка персонала способствуют жестоким формам обращения. «Часто сотрудники учреждений — это местные жители. Они не понимают, как работать с людьми с психическими расстройствами, но это единственная работа в их поселке».
Одно из наиболее серьезных нарушений — это отсутствие надзора за действиями персонала и непредсказуемая агрессия со стороны сотрудников. «Когда человек лишен возможности пожаловаться или рассказать, что произошло, сотрудники могут безнаказанно использовать любые методы подавления», — говорит эксперт и отмечает, что в отделениях нет видеокамер и никаких механизмов контроля.
Система также нарушает право пациентов на общение и доступ к информации. «Если человек не может связаться с родными или получить достоверную информацию о своем состоянии, он теряет опору и поддержку, это усугубляет его и без того тяжелое состояние», — говорит Дроздовский.
По его мнению, все эти нарушения связаны с отсутствием законодательного контроля и общественного надзора за психиатрическими учреждениями. «Все это дает персоналу неограниченную власть. Независимые наблюдательные органы не посещают такие учреждения, там сохраняется атмосфера безнаказанности».
«В Беларуси об этом даже не подумали бы»
Дарья после вынужденной эмиграции прошла лечение и в Польше: «Меня не изолировали, я могла выходить на прогулки, пользоваться телефоном, а когда состояние улучшилось, отпускали домой на выходные».
В польской больнице ей не приходилось выполнять принудительную работу: «Если хочешь, ты можешь помочь, но это твое решение. Труд пациентов не используют для поддержания порядка», — говорит Дарья.
Психиатрические учреждения за рубежом стараются не отбирать у человека право на участие в своей жизни
Сергей Дроздовский подчеркивает, что в Европе психиатрическое лечение построено на принципах поддержки и уважения прав человека. «Психиатрические учреждения за рубежом стараются не отбирать у человека право на участие в своей жизни. Его мнение о лечении, личные границы и право на контакт с внешним миром учитываются», — говорит он.
Важной частью польской системы, по словам Дарьи, было внимание к эмоциям пациента. В беларуских больницах основной упор делается на медикаменты, в Польше пациентам предлагают арт-терапию, беседы с психологами и другие виды поддержки.
Сергей Дроздовский подчеркивает, что такой подход помогает пациентам чувствовать себя людьми, а не объектами. «Пациент получает эмоциональную поддержку, ему дают возможность восстановить себя, и это ведет к настоящему выздоровлению», — считает эксперт .
Серьезная разница есть и в бытовых условиях: «В беларуской больнице все обветшалое, старые унитазы, текущие краны, потрескавшиеся стены, ремонт не проводился годами, — вспоминает Дарья. — В Польше везде было чисто, аккуратно, на стенах картины, цветы — больше похоже на санаторий».
Очень важным для Дарьи стало то, что в Польше врачи обращают внимание на побочные эффекты препаратов: «Когда я начала набирать вес из-за лекарства, они сразу поменяли его на более легкий препарат. В Беларуси об этом бы даже не подумали, там лечат по методичке».
Можно ли реформировать психиатрическую систему при диктатуре?
Опыт пациентов наглядно показывает, насколько беларуской психиатрической системе требуются изменения. Правозащитник Сергей Дроздовский считает, что перемены должны начинаться с внедрения системы контроля и прозрачности. «Учреждениям необходим независимый надзор, который обеспечит соблюдение прав пациентов и возможность сообщать о нарушениях», — подчеркивает он.
Один из первых шагов — пересмотреть отношение к медикаментозной терапии: «Использование “химической смирительной рубашки” для подавления пациентов — это нарушение их права на адекватное лечение. Врач должен подбирать лекарства, исходя из состояния пациента, а не для удобства персонала».
Также, считает правозащитник, необходимо внедрение принципа добровольности в трудотерапии, пациенты должны участвовать в ежедневных делах по своему желанию, как это делают в европейских клиниках.
Дарья и Игорь настаивают, что основа качественного лечения — поддержка и уважение к личным границам. «Когда ты знаешь, что можешь быть услышанным, когда не нужно бороться за право связаться с близкими, это помогает выздоравливать. Нам нужно больше внимания к эмоциональному состоянию, группы поддержки, квалифицированные сотрудники, арт-терапия», — уверена Дарья.
У властей нет принципиального сопротивления реформам
По мнению Дроздовского, важна также поддержка со стороны общества и снижение стигматизации психиатрических заболеваний. «Психиатрические пациенты — это люди, которых нужно не изолировать, а которым нужна помощь. Если общество начнет видеть в них обычных людей, это создаст основу для позитивных перемен в психиатрии», — уверен правозащитник.
Причем, по мнению Дроздовского, даже действующие беларуские власти в целом не против изменения системы психиатрического лечения: «У властей нет принципиального сопротивления реформам, но они не осознают всей их важности и необходимости».
Ключ к реформам в беларуской психиатрии лежит в отказе от изоляционных практик, переходе на индивидуальный подход к пациентам и создании системы, где пациент остается частью общества, считают и экс-пациенты клиник, и правозащитник. «Психиатрия не должна превращаться в инструмент наказания, — подытоживает Дроздовский. — Она должна стать частью медицины, ориентированной на помощь и поддержку».
Текст: Татьяна Гендель
Опубликовано: 02.05.2025
