Медиа

Как я полюбил панельку

Помните начало «Иронии судьбы»? «До какой нелепости доходили наши предки — они мучались над каждым архитектурным проектом! А теперь во всех городах возводят типовой кинотеатр «Ракета», где можно посмотреть типовой художественный фильм. Одинаковые лестничные клетки окрашены в типовой приятный цвет, квартиры обставлены типовой мебелью, а в безликие двери врезаны типовые замки. Красиво, не правда ли?». Сюжет фильма, построенный на том, что можно оказаться в другом городе, пройти по собственному адресу, открыть дверь своим ключом и не заметить, что оказался в чужой квартире, окончательно превратил новостройки в часть советского фольклора, более того, идентичности. 

Типовые панельки до сих пор воспринимаются в России как уникальная составляющая советской жизни, хотя на самом деле подобные спальные районы были разбросаны по многим странам Европы. Причем массовая застройка жильем, собирающимся из готовых блоков, словно конструктор, началась не на востоке, а на западе континента, и его вдохновителем считается Ле Корбюзье. На то были объективные причины — прежде всего, стремительная урбанизация и дешевизна такой технологии. А то, что эта застройка была особенно активной на востоке Европы, в первую очередь в СССР, объясняется, в первую очередь, тем, что именно там Вторая мировая война принесла наибольшие разрушения. Впрочем, строительство продолжалось и несколько десятилетий спустя.

В ГДР с 1972 по 1990 год было построено чуть меньше 2 миллионов панельных домов. Сегодня застроенные ими районы часто воспринимаются как наименее социально благополучные. Журналист издания Krautreporter Маттиас Варкус — уроженец Западной Германии, не так давно переехавший в панельку, — пытается развенчать этот стереотип. Можно ли соотнести его размышления с российскими реалиями? В чем на самом деле проблема — в самих новостройках или в том, что их окружает?

Источник Krautreporter

Я самый западный из всех западных немцев на планете Земля. Я родился и вырос в доме на одну семью, в районе, где были расквартированы американские войска, впервые попробовал алкоголь в школе, когда поехал по обмену во Францию, учился в Гессене, регулярно хожу в церковь, а первыми по-настоящему большими городами в моей жизни были Майнц и Кельн.

Вот уже два с половиной года я живу в гэдээровском панельном доме 1989 года постройки, и мне здесь все нравится. Мои родственники и друзья из Западной Германии поначалу постоянно спрашивали: «Как так вышло? Что случилось? Что, ничего другого не нашлось?».

Тот факт, что переселение в панельный дом требует какого-то оправдания, уже говорит о многом. Само слово «панелька» употребляется как ругательное: «панелькой» называют любой дом, который выглядит угловато и уныло, хотя многие из них на деле совсем не панельные. Настоящий панельный дом действительно сложен из панелей — больших плоских бетонных плит промышленного производства, которые на стройплощадке просто скрепляются, образуя каркас дома. Такие здания встречаются практически во всех странах мира и строятся не только в городах — отдельно стоящие панельные дома бывают даже в деревнях.

Но стереотип остается неизменным: услышав слово «панелька», немец сразу думает о крупных спальных районах на окраинах больших городов — о районе Марцан в Берлине, о Грюнау в Лейпциге или о Нойштадте в Галле. Чувствуете связь? Ну да, это все Восточная Германия.

Я расскажу вам, как название одного из способов сборного строительства превратилось в обозначение уродливого и неблагополучного восточногерманского жилья для маргиналов.
Но как же панелька дошла до жизни такой?

Пряничные домики серийной сборки

Обширные спальные районы с панельным жильем есть и в Западной Германии: так застроены, например, мюнхенский Нойперлах или кельнский Корвайлер. Скорее всего, термин «панелька» оказался связан с Востоком, потому что на Западе такие дома называли по-другому — сборными или «плитными», только вот никому не придет в голову называть жителей гамбургского района Штайльсхоп «жителями плиты». Почему же к обитателям восточногерманских спальных районов и их домам приклеилось такое прозвище, а на Западе этого не случилось?

Большинство западногерманских панельных домов построены в 1960-х годах. В 1970-е панельная архитектура в ФРГ вышла из моды, уступив место реставрации старых зданий, тогда как в ГДР в 1971 году, наоборот, стартовала новая программа по строительству жилья. Народные домостроительные комбинаты начали без устали возводить панельные многоэтажки на неосвоенных окраинах городов, а здания в центре, часто не видевшие ремонта аж с 1914 года, продолжали разваливаться.

Самой известной и распространенной типовой серией панельных домов в Германии считается серия WBS-70. Дома серии WBS-70 выглядят вот так:

© Ронни Крюгер/Wikimedia CC-BY-SA 0

В основе своей они чем-то напоминают пряничные домики и строятся поэтажно: вначале устанавливаются несущие поперечные стены с шагом в шесть метров, затем монтируются наружные панели стен с окнами и балконными дверями, сверху укладываются панели перекрытия, а на них — следующий этаж, и так на 6–10 этажей ровно по 2,6 м в высоту.

Наружные панели представляют собой трехслойный пирог, состоящий из внутреннего толстого слоя бетона, теплоизоляции и внешнего слоя тонированного вымывного бетона. Вымывной бетон — не требующий особого ухода материал, на котором незаметна грязь и который в любом состоянии выглядит одинаково уныло (примерно так выглядят полы в старых зданиях школ и государственных учреждений: «Это не грязь, это узоры такие»). Швы и стыки между панелями герметизируются и заделываются бетоном. В моей западногерманской деревне таким образом строили разве что модульные гаражи.

Все кругом сделано из бетона

Когда я впервые приехал в спальный район Йена-Винцерла на просмотр нашей нынешней квартиры, уличный пейзаж с похожими на бараки бетонными коробками меня скорее отпугнул. Прошло уже два года, и, должен признаться, я до сих пор не то чтобы в восторге от дома серии WBS-70. 

К некоторым особенностям нашей квартиры нам пришлось долго приноравливаться. Во-первых, все вокруг сделано из бетона. Это значит, что просто забить гвоздь нельзя: чтобы повесить что-то на стену, нужно расчехлять перфоратор. С другой стороны, любая навесная полка выдерживает колоссальный вес, а однажды забитый в стену дюбель ни один человек на свете обратно уже не вытащит.

Во-вторых, раздвижная штанга, на которой у нас висит шторка для душа, постоянно падает. На то есть причина: дело в том, что ванная комната в домах серии WBS-70 — это готовый бетонный модуль площадью ровно 3,5 квадратных метра, точно рассчитанный по ширине на установку ванной. Стены этих модулей часто наклонные, потому что они отливались вместе с потолком, словно корпуса шоколадных конфет: если бы стены были строго вертикальными, то готовые модули было бы трудно вынимать из формы. Именно поэтому шторка тут падает, стоит штанге съехать вниз хотя бы на миллиметр.

Но вернемся в начало 1970-х годов, когда Социалистическая единая партия Германии (СЕПГ) инициировала масштабный проект по строительству панельного жилья, рассчитанный на 1,92 миллиона квартир. Если поместить все эти квартиры в один-единственный дом серии WBS-70, то он протянется от Грайфсвальда на побережье Балтийского моря до Эрфурта на юге ГДР, а потом обратно.

Несмотря на столь амбициозную цель, этот проект не решал проблему в полной мере: жилья в ГДР не хватало постоянно. По данным на 1972 год, в хорошем состоянии была лишь каждая пятая квартира страны, а центральным отоплением была оборудована только каждая десятая; большинство граждан ГДР жили с туалетом во дворе, а во многих домах не было даже водопровода. В районах исторической застройки изменений ждать не приходилось, а в новостройках были ванна, горячая вода, туалет и центральное отопление. Конечно, люди с радостью переезжали в «панельку», если у них появлялась возможность. Квартиры распределялись через предприятия, в первую очередь семейным парам — что стало одной из причин раннего вступления в брак.

Проблем с квартирами у новых жильцов хватало. Комнаты были очень маленькими — не больше 20 квадратных метров каждая. В условиях централизованной экономики ассортимент производимой в ГДР мебели не отличался разнообразием, поэтому по своему наполнению тесноватые квартиры часто были похожи друг на друга как две капли воды и выглядели так же, как на стенде строительной выставки в берлинском районе Вайсензее:

© Ёрг Блобелт/Wikimedia, CC-BY-SA 4.0

В строительной отрасли Восточной Германии недоставало рабочих рук, материалов и мотивации, и это видно по зданиям того времени. Стыки плит часто кривые и трескаются, а теплоизоляция — вообще ахиллесова пята панелек: говорят, будто в первых панельных домах через стыки между наружными плитами в квартиры иногда задувал ветер, приподнимая неаккуратно приклеенный к полу ковролин, который из-за этого быстро стирался о ножки мебели. Сегодня такого уже нет, а вот с прекрасной слышимостью во многих панельках не помогает справиться даже капитальный ремонт.

Опросы 1982 года показывают, что жители ГДР переезжали в панельные дома не из любви к ним. Так же, как и сейчас, средний немец мечтал о собственном доме, но эта роскошь была доступна лишь немногим. После объединения Германии панельки опустели: у людей появилась возможность строить индивидуальные дома, а старый фонд, к тому времени уже пришедший в катастрофический упадок, был полностью реконструирован. Кроме того, в экономике Восточной Германии произошли радикальные структурные изменения: началась деиндустриализация и отток населения. Города стали уменьшаться, в первую очередь из-за полного или частичного сноса панельных многоэтажек, в то время как исторический центр сохранялся в первозданном виде.

Панелька образцовой культуры быта

К моменту объединения на Западе уже давно отказались от строительства крупных спальных районов, а вопрос «социально неблагополучных домов» почти ушел из повестки дня. И вот тут в стране появляется еще пять федеральных земель с большим количеством спальных районов (иногда вообще только-только построенных). При этом все, кто может себе это позволить, массово выезжают из панельных домов. Так в общественном сознании установилась связь «панельные дома = Восточная Германия = социальное неблагополучие».

Дурная слава панелек не имеет никакого отношения к качеству жизни в них. Да, это не идеальные дома, но добротные и надежные, а главное, непревзойденные по соотношению «цена-качество». В Йене с ее, по восточногерманским меркам, крайне высокой плотностью населения это вообще спасительное преимущество. Снять квартиру в панельном доме практически в любом районе будет намного дешевле других вариантов, а неудобства вроде плохонького ковролина, алюминиевых труб и прохудившейся теплоизоляции уже давно устранены благодаря капитальным ремонтам.

Фасады панелек сейчас оборудуются дополнительным слоем изоляции или, как минимум, окрашиваются, а в квартирах часто делают удобные перепланировки — несущие стены с шагом в шесть метров это позволяют. Иногда дома подвергаются настолько серьезной реконструкции, что от исходного здания остаются лишь пропорции. 

После первого знакомства с панелькой у моей семьи было некоторое время подумать, хотим ли мы жить в этой квартире. Я подробно изучил район, и это немного примирило меня с коробкой из вымывного бетона: из окна кухни видны рослые буки и платаны, вокруг много зелени, рядом детская площадка, навес для велосипедов, столы для настольного тенниса, уютная площадка для барбекю и скамейки, на которых любят сидеть пожилые семейные пары. Почти в каждой квартире есть большой балкон или терраса. К тому же в этом зеленом дворе невероятно тихо, несмотря на то, что вокруг расположено 270 квартир.

Все, кто никогда не был в спальном районе (как, например, мои родители, пока они впервые не приехали к нам в гости), считают, что многоэтажки просто расставлены на карте без учета особенностей местности и окружающей среды. На самом деле все ровно наоборот: да, в некоторых районах (например, в йенской Лобеде) первые дома действительно были размещены по прямоугольной сетке, но потом даже гэдээровские чиновники поняли, что это слишком однообразно, и на свет появились угловатые, а потом и скругленные «змейки» из домов — все для того, чтобы интегрировать их в ландшафт и сделать застройку не такой скучной. В районе Винцерла, где я живу, панельные дома выстроены террасами по берегу реки Заале. Между корпусами широкие проходы, поэтому квартиры светлые и ни одно окно не упирается в глухую стену, а с верхних этажей вообще может открываться прекрасный вид. У нас такого нет, мы живем на первом этаже, зато у нас большая терраса.

«Марцанский сценарий» с хорошим концом 

Внутри района много зелени, на каждом углу — детская площадка. Дома образуют большие дворы, в которых никогда не чувствуешь себя стесненно, потому что всегда есть открытое пространство. Зеленые зоны изначально были задуманы как парки с фонтанами и искусственными водоемами, после воссоединения Германии их постоянно развивали и благоустраивали. В нашем квартале всегда есть место для парковки, до центра города каждые десять минут ходит трамвай, рядом — детские садики, школы и все нужные магазины, а из центра квартала можно по лестнице спуститься на луг, где растут фруктовые деревья и начинаются прогулочные маршруты в сторону леса. 

Большинство моих друзей и знакомых вначале не понимают, почему мы решили переехать сюда, но потом приезжают к нам в гости — и все сразу становится ясно. В нашей квартире есть терраса и ванна (а не душевая кабина — прим. dekoder), есть подвал и стоянка для велосипедов, вокруг тихо и зелено, магазины поблизости. Вроде бы ничего особенного, но стоит эта квартира в два раза дешевле сравнимого жилья в центре. Регулярные опросы показывают, что большинство жителей района полностью удовлетворены своей жизнью здесь.

К сожалению, вот уже несколько десятилетий как в обществе сложилась традиция: все говорят о жителях панелек, но никто не говорит с ними. Я решил эту традицию нарушить и позвонил Сэнди Видинг. Сэнди выросла в панельном доме, а с прошлого года живет в берлинском районе Марцан, одном из наиболее известных спальных районов Германии с дурной славой. Она рассказала мне, что власти города сейчас очень опасаются всплеска домашнего насилия в связи с коронавирусной самоизоляцией и тут же заговорили о недопустимости «марцанского сценария» — ясное дело, ведь жители панелек якобы особенно агрессивны. Однако статистика показывает, что это совершенно не так: в Марцане случаев домашнего насилия даже меньше, чем в других районах, но этот образ хорошо укладывается в стереотипные представления. Жители спальных районов, в общем, довольны ими — как на Востоке, так и на Западе страны. Миф о неблагополучии панельного жилья навязан извне, причем зачастую людьми, которые в таких районах ни разу не были.

Сэнди говорит, что ей нравится Марцан: там много супермаркетов и хорошая транспортная доступность, хотя и нет магазина экопродуктов, а ни одно кафе ей пока не приглянулось. Да, фасады домов там тоже выглядят ужасно, но мусор вывозят дважды в неделю, а местное товарищество собственников жилья поддерживает все в полном порядке. Рассказы о том, что в центре всегда чистый воздух, а в спальных районах — загрязненный, Сэнди считает чистым предубеждением.

Вторая жизнь панельки

Сегодня в городах не хватает квартир, а аренда стремительно дорожает, поэтому идея панельного строительства снова становится привлекательной, ведь именно так можно быстро решить проблему с нехваткой доступного и удобного жилья. Понятно, что серия WBS-70 и градостроительные принципы времен ГДР будут служить здесь разве что отправной точкой, однако уже с 1950-х годов известны существенно более комфортабельные спальные районы. В качестве примера можно привести многоэтажки в венском районе Альт-Эрлаа: на первых этажах там находятся плавательные бассейны и общественные пространства, на крыше расположены джакузи, а в каждой квартире есть гардеробная, терраса или балкон.

© Томас Ледл/Wikimedia, CC-BY-SA 4.0

Подобные дорогостоящие, но успешные проекты строительства социального жилья реализовывались под лозунгом «Жилье как у богачей, но для всех». Стоимость аренды квартир в Германии постоянно растет с 2012 года, и сегодня уже никому не нужно объяснять, почему этот лозунг так актуален.

По сравнению с серией WBS-70 технология строительства значительно шагнула вперед, поэтому здания совсем не обязательно должны быть прямоугольными, а вымывной бетон и кривые швы ушли в историю. Про гардеробные и бассейны речи, впрочем, не идет: основная задача состоит в уплотнении городского пространства точечной застройкой. Проекты новых районов, призванных в мгновение ока улучшить жизнь огромного количества людей, судя по всему, больше не занимают ничьи умы.

При этом чисто технически и организационно никто не мешает спроектировать современные серийные дома с индивидуальными террасами, джакузи и спортивными площадками на крыше, чтобы потом штамповать их десятками тысяч. Новым панелькам теперь совсем не обязательно быть домами серии WBS-70, ведь шкаф из «Икеи» тоже смог превратиться из непритязательной ДСП-шной коробки в недорогую и надежную мебель с не выдающимся, но неплохим дизайном.

Заветная мечта перенести принцип «Икеи» на жилищное строительство никогда не теряла актуальности. Но все равно влюбиться в панельку с первого взгляда, наверное, будет сложно всегда. Чтобы полюбить, придется сначала познакомиться с ней поближе.

читайте также

Гнозы
en

«Не все было напрасно»: чем похожи и чем отличаются ностальгия по СССР и «остальгия» по ГДР

И ГДР, и Советский Союз занимали особое место в мире. Маленькую ГДР постоянно сравнивали с Западом из-за ее пограничного положения и наличия государства-близнеца. СССР, наоборот, был огромной коммунистической супердержавой. Обе страны исчезли с географической карты. Но ностальгия по прошлому в каждой из них стала принимать собственные формы. 

С распадом социалистического блока и восточные немцы, и жители бывшего СССР оказались в состоянии свободного падения. Но удар по бывшим гражданам ГДР оказался слабее: их подхватила система социальной поддержки уже объединенной Германии. Падение бывших советских граждан оказалось куда ниже, и их никто не подхватил. Пусть даже Россия считала себя правопреемницей Советского Союза, все равно она в мгновение ока лишилась статуса сверхдержавы, господствующего положения в Восточной Европе, рынков сбыта и репутации нелюбимого, но уважаемого босса. В отличие от других стран восточного блока в России граждане не могли возложить ответственность за разруху и беспредел на другое государство.

После 1989 года границы открылись и стены пали. Но оказалось, что у Востока совсем иные представления об истории, чем у Запада. В этих представлениях сталинизм играл более важную роль, чем национал-социализм (который называли фашизмом), а Холокост почти не упоминался. Кроме того, вскоре на поверхность стала выходить ностальгия, вызванная раздражением от новой жизни: только-только избавившись от диктатуры партии, граждане оказались лицом к лицу с взорвавшими общество приватизацией и «турбокапитализмом». Жизнь при социализме начала представать перед ними в выгодном свете1. Наполнение и суть ностальгических практик в разных странах отличалась2.

В постсоветской России государство оказалось неспособным выполнять свои обязательства перед гражданами: зарплаты и пенсии систематически не выплачивались месяцами. Подобного опыта кризиса 90-х восточным немцам удалось избежать. Зато в России не было толпы так называемых «бессервессис», которые пришли на места гэдээровских функционеров. В России на вершине теперь уже приватизированной власти остались все те же представители старой элиты или их дети. Представление о преемственности государства, стиля управления и коммуникации, а также роль авторитета станут очевидны любому, кто посетит сегодня российскую школу. Историческая политика по сей день остается государственной монополией. Российское руководство умело использует ностальгию как политический ресурс и все активнее стремится к тому, чтобы восстановить утраченный статус великой державы. 

Официально провозглашенные ценности против предметов повседневного быта

Ностальгическая тоска по «безопасному миру, справедливому обществу, настоящей дружбе, взаимной солидарности и общему благополучию, одним словом, тоска по идеальному миру»3 в России проявляется прежде всего в детских воспоминаниях, любимых блюдах и в официальной позиции государства по поводу главных ценностей — безопасности и солидарности. В Восточной Германии, напротив, эта тоска воплотилась в отношении к предметам повседневного быта. 

Особая роль материальной культуры возникла неслучайно. Наиболее стойким соперничество двух стран-соседок во времена холодной войны оказалось в мире вещей и товаров. Предметы повседневной жизни имели политическую коннотацию. Если западные немцы с сочувствием и пренебрежением воротили нос от гэдээровских товаров и их «Красивого единого дизайна» (так же называлась выставка 1989 года), то во всех социалистических государствах западногерманские товары считались высшим символическим капиталом. Этот фетишизм распространялся даже на представителей руководящей элиты: Брежнев ездил на «мерседесе», а семейства Хонеккеров и Мильке окружили себя в Вандлице западногерманскими стиральными машинами и японской электроникой. В это самое время их отчаявшиеся сограждане тайком листали передаваемый из рук в руки каталог одежды Neckermann, но лишь те, у кого были родственники в Западной Германии, могли надеяться однажды подержать товары с картинки в руках. 

Удивительно, как быстро витрины гэдээровских универмагов, наполненные нелюбимыми прежде товарами, превратились в объект тоски и трепетных воспоминаний4. И, напротив, менее удивителен тот факт, что потом западногерманская продукция не оправдала возложенных на нее ожиданий. Вожделенные фирменные товары очень скоро потеряли свою символическую ценность. Во-первых, они стали доступны в избытке; во-вторых, оказались слишком дороги; а в-третьих, качество тех вещей, которые можно было себе позволить, оставляло желать лучшего. Вскоре тоска по товарам из утраченного социалистического прошлого начала играть ту же роль, что еще недавно — страсть к западногерманским.

Однако такая зацикленность на вещах, то есть материальных объектах, оказалась сугубо восточногерманской особенностью, которая не нашла точного аналога в России. Это можно объяснить разными причинами.

В ГДР, в отличие от России, множество составляющих повседневной жизни — например, электроприборы, одежда, автомобили, документы — в одночасье стали непригодны. В ходе воссоединения Германии многие из привычных товаров исчезли с полок магазинов, потому что никто больше не хотел их покупать. На фоне этих радикальных перемен многие люди (в основном среднего возраста) начали собирать исчезающие предметы быта. 

Болезненный опыт с документами Штази

Предметы быта, прежде имевшие политическую коннотацию, приобрели новое, эмоциональное значение. Этому поспособствовал болезненный опыт, связанный с открытием архивов Штази. В последние годы ГДР ее граждане идентифицировали себя не с государством, а с отдельными и любимыми кругами общения, в которых царили социальное равноправие, дружба и солидарность. Однако, как выяснилось, как раз эти круги были полны секретными агентами Штази и активно использовались для взаимной слежки и доносительства. Это усиливающееся разочарование окончательно уничтожило иллюзии о нахваливаемой в ГДР солидарности. Не в последнюю очередь именно по этой причине практики эмоционального воспоминания сфокусировались именно на вещах5

Предметы быта стали олицетворять и символизировать социалистический опыт идентичности6. Коллекционируя их, бывшие граждане ГДР пытались вернуть себе контроль и право на интерпретацию произошедших перемен, создавая для своего самосознания и понимания итогов собственной жизни «временную капсулу».

В 90-х годах на полках бесчисленных частных музеев культуры ГДР скапливались старые телевизоры, магнитофоны и резиновые космонавты. Люди больше не хотели хранить у себя эти предметы, но и выбрасывать их — тоже. Музеи предложили решение: сдать их, как на кладбище. Там они сохраняли свое достоинство, оставались в своем роде полезными и передавали знание о культуре ГДР последующим поколениям. Не все было напрасно: здесь покоятся достижения жизни граждан ГДР7.

Мания коллекционирования, частная и официальная музеализация ГДР — то, что фундаментально отличает ностальгию по ГДР от ностальгии по СССР. В России не было того обесценивания биографического опыта, которое в полной мере испытали на себе граждане ГДР после 1989 года8. В постсоветской России материальные условия жизни менялись не так быстро. Здесь не было таких эпических персонажей периода воссоединения Германии, как радующаяся своему первому банану Зонен-Габи. Покупательная способность была ниже, а таможенные пошлины на западные товары — выше. К тому же приватизация предприятий проходила медленнее, так что советские производства работали дальше. «Волги» и «москвичи» все еще ездили по дорогам, а квартиры пожилых людей до сих пор обставлены советской мебелью. Предметы быта советского времени не сдавались в музеи, а использовались дальше в повседневной жизни.

Советские вещи: не музейные экспонаты, а предметы быта

Именно поэтому в постсоветских ностальгических практиках речь идет больше о символах, служащих спусковыми механизмами воспоминаний и эмоций: о блюдах советской кухни, изображениях и шлягерах. Бывшие граждане СССР до сих пор ищут «тот самый вкус» в новых вариантах любимых фирменных продуктов того времени. Такие продукты, как молочный шоколад «Аленка», индийский чай, советское мороженое (пломбир), торт «Птичье молоко», докторская колбаса или плавленный сырок «Дружба» часто были в дефиците, а теперь напоминают одновременно и о бесконечных очередях, и о солидарности в добывании дефицитных товаров. И, наконец, о государственной заботе о гражданах.

Через приготовление и потребление ностальгических блюд опыт может быть воплощен, заново пережит и разделен с другими. Телевизионный канал «Ностальгия», основанный в 2004 году, не только показывает любимые советские фильмы, но имитирует советский формат телевещания и даже структуру программ советского телевидения9. Самая известная советская певица Алла Пугачева все еще дает концерты. Да, предметы быта советского времени тоже играют определенную роль, но только в виртуальных реконструкциях «СССР 2.0» в интернете10 и в группах в социальных сетях (ЖЖ, ВКонтакте или Одноклассники)11.

Ностальгия по Советскому Союзу как мейнстрим

В основе постсоветских ностальгических практик, таким образом, лежат моральные ценности, такие как солидарность и доверие, которые были необходимы для поддержания жизненно важных личных связей и теперь тесно связаны с воспоминаниями о советской повседневной жизни. В России нет ведомства, аналогичного публичному архиву Штази, которое могло бы разрушить эту картину. Если масштаб доносительства в СССР был соизмерим с системой «неофициальных сотрудников» Штази, то информация об этом не была обнародована. Основные достижения Советского Союза вспоминаются до сих пор: победа во Второй мировой войне, успехи в освоении космоса, а также счастливое советское детство. У них более долгий «период полураспада», чем у тех успехов социализма на мировой арене, которых достигла ГДР. Имя Гагарина до сих пор известно всем, а героев ГДР, таких как Зигмунд Йен, уже забыли. Возможно, это связано также с тем, что разговоры о переменчивом феномене «остальгии» уже поутихли, в то время как ностальгия по СССР проходит различные стадии развития и остается на сегодняшний день мейнстримом и частью официальной исторической политики России.


1. сравн.: Nadkarni, Maya/Shevchenko, Olga (2004): The Politics of Nostalgia: A Case for Comparative Analysis of Post-Socialist Practices, in: Ab Imperio 2 (2004) 4, стр. 487-519 .
2. Todorova, Marija/Gille, Zsuzsa (изд., 2012): Post-communist Nostalgia, Oxford; Todorova, Marija (изд., 2014): Remembering communism. private and public recollections of lived experience Southeast Europe, Budapest 
3. Velikonja, Mitja (2009): Lost in Transition: Nostalgia for Socialism in Post-Socialist Countries, in: East European Politics and Societies 23 (2009) H. 4, стр. 535-551, здесь стр. 535 
4. Betts, Paul (2000): The Twilight of the Idols: East German Memory and Material Culture, in: The Journal of Modern History, Vol. 72, No. 3 (September 2000), стр. 731-765, здесь стр. 762 
5. Betts, стр. 744
6.Betts, стр. 734 
7. Bach, Jonathan (2015): Consuming Communism: Material Cultures of Nostalgia in Former East Germany, in: Angé, Olivia/Berliner, David (изд.): Anthropology and Nostalgia, New York, стр. 123-138., здесь стр. 734 
8. Corney, Frederick C. (2010): Remembering Communism in Modern Russia: Archives, Memoirs, and Lived Experience, in: Todorova, Marija (изд.): Remembering Communism: Genres of Representation, New York, стр. 237-252, здесь стр. 246-7 
9. Kalinina, Ekaterina (2014): Multiple faces of the nostalgia channel in Russia, in: View: Journal of European Television History and Cult 5 (2014) H. 3, стр. 108-118 
10.Morenkova, Elena (2012): (Re)Creating the Soviet Past in Russian Digital Communities: Between Memory and Mythmaking, in: Digital Icons – Studies in Russian, Eurasian and Central European New Media 7 (2012), стр. 39-66 
11.Примеры СССР 2.0 в Интернете: Vaš 1922–91 god roždenijaMuzej TorgovliŽizn' v SSSRIstorija SSSRRodina – Sovetskij SojuzNaša Rodina – SSSR!Rodina SSSRSSSR naša RodinaProekt SSSR 2.0. Еще один пример – снятый при господдержке документальный сериал «Сделано в СССР» (Sdelano v SSSR
читайте также
Gnose

Советский Союз и падение Берлинской стены

«Насколько мне известно, это вступает в силу немедленно... сейчас». Эти слова привели к штурму Берлинской стены. Ни Кремль, ни советское посольство в Восточном Берлине не были в курсе. Историческое решение об открытии стены поздним вечером 9 ноября было принято без согласования с советскими «друзьями». Ян Клаас Берендс о реакции Москвы на драматические перипетии 1989 года.

Gnose

Чем отличаются восток и запад Германии

«Мы – один народ», – скандировали демонстранты в ГДР перед падением Берлинской стены в 1989 году. 30 лет спустя различия между восточными и западными немцами остаются важнейшей темой общественных дискуссий о немецком воссоединении. Кого можно назвать восточным или западным немцем? И в чем заключаются характерные «восточногерманские» черты?

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)