Медиа

После Путина: каково будущее российского империализма?

Один из ключевых вопросов, которым давно задаются эксперты и публицисты, — переживет ли путинский режим самого Путина? Особенно остро он встал после полномасштабного российского нападения на Украину, ведь теперь он касается будущего не только россиян, но также украинцев, Европы в целом, а возможно, и всего мира. 

Внутриполитические перспективы России в этом отношении кажутся не слишком радужными: история показывает, что одну персоналистскую диктатуру, как правило, сменяет другая, а вероятность установления демократии довольно мала. Это плохие новости для оппозиционно настроенных россиян, но не обязательно катастрофические для остального мира: в конце концов, не каждый авторитарный режим готов вести кровопролитную региональную войну, которая вот-вот перетечет в мировую. 

Однако в случае нынешней России все может оказаться хуже. Как пишет в статье для журнала Cicero политолог и правовед, специалист по Восточной Европе Александр Дубови, вторжение в Украину было волюнтаристским и разрушительным решением лично Путина. Но опиралось оно на представления о роли России в мире, которые начали вырабатываться в российских элитах еще до его прихода к власти.

Источник Cicero

Почему России никак не удается добиться неоспоримого влияния в своем регионе? Ответ прост: виноваты не какие-то враги, образы которых роятся в головах российских правителей, а неспособность Москвы предложить привлекательный культурно-идеологический проект с опорой на сильную экономику.

Именно ярко выраженная слабость Москвы на культурно-идеологическом поприще, дефицит так называемой «мягкой силы», стал ахиллесовой пятой Российской Федерации. Имея вполне достаточный потенциал, Россия вот уже больше трех десятилетий демонстрирует лишь ограниченную культурную привлекательность даже для постсоветского пространства. 

В итоге Москва пытается достичь гегемонии и лидерства на этой территории, используя в военной, энергетической и экономической сферах исключительно жесткую силу и руководствуясь принципом «доминирование через страх». Вероломное нападение на Украину как нельзя лучше подтверждает этот тезис.

Но после фактического провала этой захватнической войны Россия лишилась своего единственного эффективного козыря — угрозы использования военной силы. Вряд ли кто-то в будущем так серьезно, как прежде, забеспокоится, когда россияне будут бряцать оружием.

Постсоветское пространство: как был утрачен контроль 

После вторжения 24 февраля 2022 года у России не осталось и доли от прежней самоуверенности и недавнего влияния на постсоветском пространстве. У Москвы постоянно сужаются возможности для маневра. Причем даже военные успехи в захватнической войне против Украины вряд ли что-то изменят.

На Южном Кавказе влияние России сокращается за счет усиления Турции. В июле 2022 года Реджеп Тайип Эрдоган как бы случайно, но публично унизил Владимира Путина, заставив того ждать себя перед телекамерами. Что стало последним штрихом к картине их отношений, где каждый исходит исключительно из прагматичных личных интересов.

Казахстан, традиционный союзник Москвы в Центральной Азии, занимает критическую и твердую позицию, де-факто требуя от северного соседа партнерства на равных.

Республика Молдова после некоторых колебаний также дистанцировалась от России решительнее, чем когда-либо. И даже в случае Беларуси нужно обратить внимание на то, как отчаянно лавирует самопровозглашенный президент Александр Лукашенко.

С самого начала так называемой «специальной военной операции» в Украине Минску удается избежать втягивания беларуских вооруженных сил в конфликт. И это несмотря на огромное политическое и экономическое давление со стороны Москвы, сильнейшую экономическую зависимость и полное отсутствие какой-либо альтернативы для репрессивного и тиранического режима Лукашенко.

Система идеологической гибкости

Чрезмерная концентрация российской внешней политики на США показывает, насколько сильной оказалась постколониальная травма современной России, ставшей всего лишь одной из 15 республик бывшего СССР на распадающемся постимперском пространстве. Многие из сложностей, с которыми столкнулись постсоветские государства, переживает и Российская Федерация, но с другой степенью интенсивности. Главной проблемой России остается процесс «строительства нации» (nation building), остановившийся в зачаточном состоянии, и смутное, даже аморфное представление о своей национальной идентичности. В то время как в некоторых других бывших республиках СССР, несмотря на все трудности, в основном наблюдается движение к модернизации, в том числе благодаря смене поколений в элитах, в России время как будто остановилось, и даже наоборот — часы прогресса переводятся все дальше назад.

Основной преградой для обретения объединяющей национальной идентичности в России стала идеологическая гибкость Владимира Путина. Именно идеологическая всеядность была залогом успеха Кремля в его тактическом маневрировании и контроле над элитами и обществом. Как показывает пример позднего Советского Союза, крайне аполитичное, пассивное, атомизированное население поддается контролю гораздо легче, чем идеологизированное и активное общество. Российские власти готовы были поддерживать сколь угодно абсурдные и радикальные идеологические течения, лишь бы сохранить над ними контроль. Единственным исключением были организации, склонные к революционным методам: российские власти опасались насильственной смены власти под воздействием внешних сил. Вот почему, при всей обоснованности критики в адрес этого репрессивного режима, путинскую систему нельзя назвать фашистской. Внешняя политика России также почти всегда проводилась исходя из сиюминутных интересов, отличалась циничностью, идеологической гибкостью и никогда не несла на себе печать идейности, о чем, в частности, свидетельствует господствующие в России представления о многополярном мире. Но теперь кое-что изменилось.

Идеалистический самообман Путина

Идеологическая гибкость Владимира Путина уступила его же фантазиям о собственной исторической миссии — не исключено, что свою роль здесь сыграла и двухлетняя изоляция в период пандемии. Представления Путина об истории, нередко противоречащие фактам, в полной мере раскрылись в разговоре с молодыми российскими предпринимателями и учеными в преддверии Петербургского международного экономического форума [в июне 2022 года].

После того, как российский президент сравнил себя с Петром Великим, стало очевидно, что он уверен в собственной избранности. Захваченный идеей особой миссии, Путин, подобно Наполеону Бонапарту, короновал себя сам как законного квазимонархического правителя всея Руси. На таком фоне одержимость Путина мечтой о Российской империи на четвертом месяце кровопролитной захватнической войны по-настоящему удивительной не казалась.

Центральный элемент этого имперского политического сознания — идея о «собирании земель русских». Мысль эта обосновывается с помощью тенденциозного подбора исторических фактов. «Собирание» изначально обозначало территориальное расширение Великого княжества Московского с помощью завоевания и присоединения земель, принадлежавших распавшейся под натиском татаро-монголов в XIII веке Киевской Руси — исторического протогосударственного предка трех современных восточнославянских государств: Беларуси, России и Украины.

В этом отношении аргументы, согласно которым территория России и так достаточно велика, чтобы не нуждаться в дальнейшем расширении, бьют мимо цели. В интервью «Новой газете в Европе» Евгений Анисимов, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге и ведущий российский специалист по петровской эпохе, отводит понятию пространства особое, крайне важное место в российском политико-историческом сознании. Дело в том, что территориальное расширение России само по себе имеет значительную ценность для политиков и населения. Сам факт, что у страны огромная площадь, уже служит весомым поводом для национальной гордости.

Долгое прощание с последней европейской империей 

Независимо от исхода войны в Украине, имперской мечте России об объединении так называемого «русского мира» сбыться не суждено. Путин сначала помог родиться припозднившемуся «русскому миру», но сам же его и похоронил. Финальная попытка заявить о себе — и последняя империя Европы разбивается на тысячу осколков. Но ее лебединая песня не смолкнет еще долгое время.

Владимир Путин собирался оставить после себя сильную Россию, стабильную изнутри и доминирующую в регионе державу, пользующуюся уважением на международной арене. Однако в учебниках истории итогом его правления будет названо окончательное и бесславное завершение всех имперских устремлений России и начало длительного периода ее внутренней дестабилизации с последствиями, которые на данный момент предсказать сложно. 

От Владимира Великого до Владимира «Отравителя трусóв» 

Предстоящий системный кризис — дело рук самого Владимира Путина. Более двух десятилетий стабильность считалась главным достоянием путинской России, защищать которое необходимо любой ценой. Можно даже назвать ее ключевым элементом российской идентичности, фундаментом современного государства. С таким трудом заложенное и казавшееся непоколебимым, это основание оправдывало путинский режим во внутренней политике (а также на международной и региональной аренах) и было без какой-либо надобности сознательно разрушено им самим всего за несколько недель. Международные санкции в ближайшие месяцы, вероятно, приведут к тому, что окончательно канут в Лету и последние остатки былой социально-экономической стабильности.

С трудом поддающееся рациональному объяснению решение напасть на Украину привело к тому, что Путин окончательно потерял шанс остаться в анналах истории как один из крупнейших правителей России. Безусловно, фигура Владимира Путина, более 20 лет находившегося на вершине власти, войдет в учебники истории. Но с учетом спровоцированных им экономических и социальных потрясений, неумолимо надвигающихся на Россию, пророческим может оказаться выступление Алексея Навального на абсолютно кафкианском судебном процессе в феврале 2021 года: вопреки славным мечтаниям Путина, будущие поколения запомнят его не как нового Владимира Великого, а как Владимира «Отравителя трусóв».

Российская империя Шредингера 

Но сколь справедливой ни была бы критика в адрес Путина, не следует забывать, что он — хоть и ключевая, но не единственная фигура в российской внешней политике. Действия России на международной арене определяются набором интересов и опасений, которые разделяет большая часть правящей элиты.

В основе внешнеполитического консенсуса лежит убеждение, что Россия — это внутриполитически сильное и дееспособное государство, которое остается суверенной великой державой, наследующей империалистические традиции в отношениях с внешним миром. Это великая держава наравне с другими такими же. В этом контексте российское великодержавное мышление не стоит в обязательном порядке сводить к (этно)национализму, оно основано на широком консенсусе элит, который дополняется последовательным и непротиворечивым пониманием угроз и целей в сфере политики безопасности.

В представлении российских элит, страна может существовать только как великая держава. Это напоминает кота Шредингера: стоит только однажды всерьез поставить вопрос о смысле и о сохранении статуса великой державы, Россия, какой мы ее знаем, исчезнет. Ожидать этого в средне- и краткосрочной перспективе не стоит. Не стоит забывать и о том, что внутриэлитный консенсус относительно целей внешней политики, а также о статусе великой державы России начал формироваться уже к концу правления первого президента России Бориса Ельцина, окончательно укрепился в эпоху Владимира Путина и, скорее всего, Путина переживет.

И даже близкий конец путинской эпохи (который сегодня, впрочем, еще не различим) не даст четкого ответа на неизбежно встающие судьбоносные вопросы о политических моделях российско-украинских отношений в будущем, о характере взаимодействия ЕС и России и, в конце концов, о будущем самой России, где образуются многочисленные линии раскола как внутри элит и бюрократии, так и среди населения. Внутриэлитные конфликты, системные проблемы и навязчивая приверженность статусу великой державы не только делают практически невозможной демократически легитимную и упорядоченную передачу власти, но, наоборот, практически гарантируют глубокий системный кризис — с исходом неопределенным не только для России, но и для всей Европы.

Призрак бродит по Европе

Для Европы в целом последствия последнего всплеска имперских амбиций России сейчас можно оценить лишь в общих чертах. По мнению ведущего болгарского политолога Ивана Крастева, сотрудника софийского Центра либеральных стратегий и венского Международного института наук о человеке (IWM), агрессивная экспансионистская политика Владимира Путина привела не только к сдвигу существующих границ в Европе.

Безумный империализм Путина заставляет фундаментально изменить саму концепцию границы между Западом и Россией. Эти перемены возвращают нас к самым мрачным временам европейской истории второй половины XX века и, вполне вероятно, будут иметь последствия на десятилетия вперед. Ни для России, ни для Европы ничего хорошего это не сулит.

читайте также

Gnose

Россия и Турция

После начала полномасштабной войны России против Украины отношения с Турцией, входящей в НАТО, особенно значимы для Кремля. Каковы пределы этого сотрудничества и почему антизападный альянс двух стран маловероятен, рассказывает Дарья Исаченко.

Gnose

Российско-финляндские отношения

Существование Финляндии как отдельного государства может быть обеспечено только при условии взаимодействия с Россией, а не при конфронтации с ней — именно такой принцип после Второй мировой войны на протяжении многих десятилетий лежал в основе финской политики «самонейтрализации». На этом фоне решение о присоединении к НАТО — это начало абсолютно нового этапа в истории страны. Михаэль Йонас рассказывает о сложной истории финляндско-российских отношений.

Гнозы
en

История расширения НАТО на восток

Смерть Михаила Горбачева заставляет еще раз вспомнить об одном из ключевых вопросов его политической биографии: правда ли, что в самом начале 1990-х западные лидеры дали ему обещание в будущем не расширять НАТО? А потом повторили это обещание уже в ходе переговоров с постсоветской Россией? «Война нарративов»1, сфокусированная на этом вопросе, вспыхнула за несколько месяцев до реальной войны в Украине. 

В декабре 2021 года, когда российские войска стягивались к восточной границе Украины, создавая и усиливая напряженность, Владимир Путин на ежегодной пресс-конференции предъявил США и НАТО далеко идущие требования о «гарантиях безопасности». Вскоре правительство РФ опубликовало два проекта соглашений, целью которых было остановить движение Североатлантического альянса дальше на восток и не допустить строительства американских военных баз в бывших республиках СССР, не вошедших в НАТО. Прозвучали также требования к НАТО вернуть войска на позиции 1997 года, а к США — убрать из Европы свой ядерный арсенал. НАТО и США письменно ответили на требования Москвы в конце января 2022 года и разъяснили, что принципиальные вопросы не могут быть предметом переговоров. Одновременно они предложили дальнейший диалог. 

Принцип НАТО (и ЕС) гласит: каждая страна вольна выбирать союзы, к которым желает присоединиться. Выбор союзников — суверенное решение государства. Это краеугольный камень европейской системы безопасности. Намерения России — уменьшить американское присутствие в Европе, заново разделить континент на зоны влияния. Североатлантический альянс выступает решительно против. 

С точки зрения России, именно в этом заключается главная проблема. Европейская система безопасности в том виде, в каком она складывалась начиная с 1992 года, оказалась неприемлемой для Кремля во главе с Путиным. Россия хочет создать «санитарный кордон», буферную зону между собой и Западом. 

В Кремле видят в расширении НАТО не только угрозу для России, но и нарушение тех обещаний, которые Запад дал сначала советскому руководству в 1990 году в ходе дипломатического процесса по объединению Германии, а потом и российским властям после распада СССР. В декабре 2021 года Путин заявил, что после холодной войны НАТО провело «пять волн расширения», игнорируя российские интересы в сфере безопасности, и тем самым «нагло обмануло» Россию. Присоединяя Крым в марте 2014 года, он тоже вспоминал, что «наши западные партнеры... нас раз за разом обманывали, принимали решения за нашей спиной, ставили перед свершившимся фактом. Так было и с расширением НАТО на восток». За семь лет до этого, на Мюнхенской конференции по безопасности 2007 года, Путин разочарованно вопрошал: «И что стало с теми заверениями, которые давались западными партнерами после роспуска Варшавского договора?» 

Предшественник Путина Борис Ельцин еще в 1993-м называл расширение НАТО на восток «незаконным», ссылаясь на договор «Два плюс четыре», подписанный в 1990 году. В 1997-м тогдашний министр иностранных дел России Евгений Примаков (бывший советник Горбачева и экс-руководитель российской внешней разведки) утверждал, что многие западные лидеры «уверяли Горбачева, что ни одна страна, выходящая из Варшавского договора, не станет членом НАТО»2

Правда ли, что партнеры по НАТО обязались не расширять блок на восток — чтобы потом за кулисами развернуться на 180 градусов?

Немецкая версия

Ельцин и Путин утверждали, что после падения Берлинской стены Запад дал твердые обещания по поводу территориального ограничения или, точнее, самоограничения НАТО. Чтобы понять контекст, нужно учесть, что в ходе объединения Германии немецкая и советская стороны подробно обговаривали, что и когда будет происходить с 380 тысячами солдат советской армии, размещенными в (бывшей) ГДР, и как именно Советский Союз будет расставаться с правами, которые дало ему участие в Антигитлеровской коалиции. В конечном счете Москва согласилась как с выводом войск, так и с отказом от прав страны-победительницы во Второй мировой войне. Кроме того, объединенная Германия получала полный суверенитет и могла свободно выбирать, в каких союзах ей участвовать: увеличившись в размерах, боннская республика осталась членом НАТО. 

«Ни дюйма на восток»: что имелось в виду?

По мнению Путина, Москва пошла на уступки только потому, что НАТО обещало Кремлю в будущем не расширяться «ни на дюйм на восток». А потом свое обещание раз за разом нарушало. И, считает Путин, Западу это сходило с рук, потому что не существовало на сей счет ни зафиксированных договоренностей, ни письменного соглашения. 

Но эта часть истории, которая возвращает нас в 1990 год, строится, с одной стороны, на непонимании дипломатических процессов разных уровней, а с другой, на ошибочной трактовке договора «Два плюс четыре». 

Фраза «ни дюйма на восток» прозвучала 9 февраля 1990 года из уст госсекретаря США Джеймса Бейкера — именно он ее автор, хотя нередко эти слова приписывают президенту Джорджу Бушу-старшему, которому и принадлежало право определять внешнеполитическую линию и принимать окончательные решения. Бейкер произнес эти слова на ранних стадиях предварительных консультаций с генсеком Михаилом Горбачевым. Целью консультаций было найти решение немецкого вопроса в условиях, когда архитектура европейской безопасности претерпевала постоянные изменения. Главным было снять опасения Советского Союза перед расширением Германии — отсюда заверения в том, что на «территории бывшей ГДР» не будут размещены ни командные структуры НАТО, ни войска альянса. 

Но формулировка Бейкера — «ни дюйма на восток» — лишила бы объединенную Германию преимуществ коллективной безопасности, которыми страны-члены НАТО пользуются в соответствии с пятой статьей устава этой организации. Поэтому в тот же день президент Буш в письме канцлеру Гельмуту Колю предложил в будущем говорить об «особом военном статусе» бывшей ГДР. Эту словесную формулу они подтвердили на встрече в Кэмп-Дэвиде 24-25 февраля 1990 года, затем она была включена в договор «Два плюс четыре». 

Таким образом, на переговорах в феврале 1990 года обсуждалось не включение в состав НАТО новых участников, а только вопрос о том, размещать ли в Восточной Германии оборонительную инфраструктуру альянса. Необходимо учесть, что в этот момент еще существовал Варшавский договор и не было никаких причин говорить с СССР о будущем расширении НАТО на восток и, тем более, обсуждать возможные территориальные ограничения. 

Отношение Советского Союза к «немецкому вопросу» тоже было крайне неопределенным, а потому зимой-весной 1990 года рассматривались и другие модели европейской безопасности. За закрытыми дверями дипломаты запускали пробные шары, пытаясь выяснить, где для советской стороны проходили красные линии. 

Не один Горбачев мечтал об «общем европейском доме». Министр иностранных дел Германии Ганс-Дитрих Геншер долго вынашивал идею, что роль панъевропейского института должно сыграть СБСЕ (Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе), чье время, возможно, наступало с новым геополитическим поворотом. Французский президент Франсуа Миттеран, в свою очередь, размышлял о европейской конфедерации без участия США, которая бы концентрическими кругами разрасталась вокруг ключевых государств Европейского Сообщества. Однако лавина событий захлестнула Европу, и эти варианты были сданы в архив. Вопреки ожиданиям, объединение Германии — а вместе с ним и решение вопроса о присоединении к альянсам — прошло чрезвычайно стремительно. Это случилось не после, а до европейской интеграции, о которой думали и которую планировали ранее. Ключевые деятели тех дней — президент Буш, генеральный секретарь Горбачев и канцлер Коль — проложили маршрут: 12 сентября 1990 года был подписан документ, который резюмировал совместно выработанный и поддержанный с каждой стороны компромисс. Это и был договор «Два плюс четыре» — «об окончательном урегулировании в отношении Германии». 

Если очень коротко, то в соответствии с ним гарантии безопасности НАТО, прописанные в пятой статье, были распространены на территорию бывшей ГДР. Будущее Центральной и Восточной Европы не стояло в повестке.

Лидеры США и СССР Михаил Горбачев и Джордж Буш — старший во время встречи в верхах в июне 1990 года

В результате Североатлантический альянс распространил свою юрисдикцию на восток от прежней границы времен холодной войны. Но не на новую страну, вошедшую в НАТО, а на Федеративную Республику в изменившихся границах — и то лишь после полного вывода советских войск, намечавшегося тогда на 1994 год. Кроме того, были достигнуты договоренности о существенном ограничении присутствия войск НАТО и ядерного оружия в восточногерманских землях. В ответ на готовность Горбачева к компромиссу канцлер Коль на двусторонних переговорах предложил пакет денежной помощи в размере 100 миллиардов марок: в форме кредитов, экономической помощи и финансирования вывода советских войск. 

Таким образом, договор «Два плюс четыре» — это мирная конвенция по урегулированию немецкого вопроса, которую подписали все заинтересованные стороны. На фоне масштабных политических изменений, шедших во множестве стран, от Польши до Болгарии, действия Горбачева совсем не выглядели наивными. Уже в мае 1990 года он говорил, что отдает себе отчет в «намерениях ряда представителей восточноевропейских государств... выйти из Варшавского договора», чтобы затем «вступить в НАТО». Но в тот момент это казалось туманным будущим, а сам Горбачев был занят своим политическим выживанием и решением множества внутренних проблем своей страны. 

Главное, что договор «Два плюс четыре» никоим образом не затрагивал вопрос о расширении НАТО на восток. Договор не говорил о будущем открытии дверей блока для стран Восточной Европы и, уж конечно, не содержал положений, которые бы могли запретить такое развитие. 

Поворотный момент: роспуск Варшавского договора в 1991 году

Поворотным моментом, который позже привел к ухудшению отношений между Кремлем и Западом и положил начало «войне нарративов», стал распад СССР в конце 1991 года и роспуск Варшавского договора, случившийся чуть раньше. Исчезла советская империя — и параметры безопасности в Европе в корне изменились. Возник вакуум безопасности в так называемой «промежуточной Европе» — в бывших государствах-сателлитах СССР и в бывших советских республиках от Балтийского моря до Черного. 

Ситуация, сложившаяся по окончании холодной войны, оказалась для России трагичной не из-за триумфализма США или сохранения НАТО в качестве краеугольного камня европейской безопасности, а потому что Ельцин потерпел неудачу в попытках демократизировать Россию, провести рыночные реформы, добиться верховенства права, выстроить партнерские отношения с США и НАТО. С лета 1990 года последние были готовы к конструктивному сотрудничеству и «протянули руку дружбы» Восточной Европе и Советскому Союзу, создав новый Совет североатлантического сотрудничества (ССАС). Сближение продолжилось и после неожиданного коллапса СССР в 1991 году. Оно затронуло все новые государства, включая Россию. 

Но когда Россия погрязла в политическом хаосе 1993 года и голову подняли ревизионисты, страны Центральной Европы активно занялись собственной безопасностью и начали все более настойчиво искать доступ к западным политическим структурам. Именно напор на НАТО снаружи предопределил то, как принимались решения и шло расширение на восток в 1990-х и 2000-х годах. Пусть даже многие тогдашние политические лидеры США действительно верили в «конец истории», но никаких свидетельств, что НАТО по собственной инициативе стремилось к расширению (с целью «окружить Россию»), как сегодня рассказывает российская пропаганда, на самом деле нет. 

«Дух договора»

Ситуация внутри России оставалась тяжелой, а позиции страны на внешнеполитической арене были слабыми, когда в 1993 году Ельцин решил интерпретировать договор «Два плюс четыре» как запрет расширять НАТО на восток. Договор, по его словам (которые позже повторял Путин), эксплицитно разрешал только действия Альянса на территории Восточной Германии. Неупоминание Восточной Европы вместе с прописанными ограничениями в отношении бывшей ГДР были уже постфактум истолкованы как отказ Запада от расширения на восток. Таков, писал в сентябре 1993 года Ельцин новому президенту США Биллу Клинтону, был «дух договора», и он исключал «возможность расширения территории НАТО на восток». 

Министр иностранных дел Евгений Примаков в 1997 году заявил, что «настоящая красная линия», с точки зрения Москвы, будет пересечена, «если инфраструктура НАТО двинется в направлении России». Это было бы «неприемлемо»3. Для того чтобы подсластить Москве пилюлю, НАТО одновременно со своим расширением согласовало с Кремлем «Основополагающий акт Россия – НАТО». Подписание состоялось 27 мая 1997 в Париже — перед мадридским саммитом, на котором в состав организации вошли новые страны. Ранее в марте в Хельсинки прошли двусторонние предварительные консультации Ельцина с Клинтоном. Президент РФ потребовал ограничить развертывание в новых странах, вошедших в НАТО, оборонной инфраструктуры, но Клинтон эти требования проигнорировал. Не имела успеха и попытка Ельцина включить в договор право вето для России на следующий цикл расширения НАТО, в том числе для бывших советских республик, «в особенности для Украины». 

После всех согласованных заявлений перед мировой прессой в радиообращении к россиянам 30 мая 1997 года Ельцин сознательно исказил содержание «Основополагающего акта Россия – НАТО», представив дело так, что НАТО закрепило «обязательство не размещать ядерное оружие на территории новых членов», а также обязалось «не наращивать вооружение вблизи наших границ» и, более того, не вести «подготовку соответствующей инфраструктуры»4. После этих заявлений то, что происходило дальше, не могло не оставить в России впечатления, что страна стала жертвой очередного обмана Запада. Такая интерпретация, намеренно искажающая факты, с конца 1990-х годов постепенно стала доминирующей в российских государственных пропагандистских СМИ. 

Но архивные документы и на Западе, и на Востоке доказывают, что нарратив нарушенных обещаний далек от истины. 


Дополнительная литература
Adomeit, Hannes, NATO-Osterweiterung: Gab es westliche Garantien?, Berlin: Bundesakademie für Sicherheitspolitik, Arbeitspapier Sicherheitspolitik Nr. 3 (2018).
Kramer, Mark, “The Myth of a No-NATO-Enlargement Pledge to Russia”, The Washington Quarterly 32, 2 (2009), S. 39-61.
Radchenko, Sergey, “‘Nothing but Humiliation for Russia’: Moscow and NATO’s Eastern Enlargement, 1993-1995,” Journal of Strategic Studies 43, 6-7 (2020), S. 769-815
Sarotte, Mary Elise, “Perpetuating U.S. Preeminence: The 1990 Deals to Bribe the Soviets Out and Move NATO, International Security 35, 1 (2010), S. 110-37.
Shifrinson, Joshua R. Itzkowitz, “Deal or No Deal? The End of the Cold War and the U.S. Offer to Limit NATO Expansion”, International Security 40, 4 (2016),S. 7-44.
Spohr, Kristina, “Precedent-setting or Precluded? The “NATO Enlargement Question” in the Triangular Bonn-Washington-Moscow Diplomacy of 1990–1991,” Journal of Cold War Studies 14, 4 (2012), S. 4-54
Trachtenberg, Marc, “The United States and the NATO Non-extension Assurances of 1990: New Light on an Old Problem?”, International Security 45, 3 (2020), pp. 162-203

1. Nünlist, Christian, Krieg der Narrative, in: SIRIUS – Zeitschrift für Strategische Analysen, Bd. 2/4 (2018), (доступ 01.02.2022) 
2. Excerpts from Evgeny Primakov Memo to Gennady Seleznev, "Materials on the Subject of NATO for Use in Conversations and Public Statements" // National Security Archive. URL: https://nsarchive.gwu.edu/document/16397-document-25-excerpts-evgeny-primakov-memo (доступ 30.08.2022) 
3. Sarotte M.E. The Betrayal Myth Behind Putin’s Brinkmanship // Wall Street Journal. 07.01.2022. URL: https://www.wsj.com/articles/the-betrayal-myth-behind-putins-brinkmanship-11641568161?mod=Searchresults_pos1&page=1 (доступ 30.08.2022). 
4. Текст радиообращения президента России Бориса Ельцина от 30 мая 1997 года // Коммерсантъ. URL: https://www.kommersant.ru/doc/178625 (доступ 30.08.2022). 
читайте также
Gnose

Российско-финляндские отношения

Существование Финляндии как отдельного государства может быть обеспечено только при условии взаимодействия с Россией, а не при конфронтации с ней — именно такой принцип после Второй мировой войны на протяжении многих десятилетий лежал в основе финской политики «самонейтрализации». На этом фоне решение о присоединении к НАТО — это начало абсолютно нового этапа в истории страны. Михаэль Йонас рассказывает о сложной истории финляндско-российских отношений.

Gnose

Война на востоке Украины

Война на востоке Украины это военный конфликт между Украиной и самопровозглашенными республиками ДНР и ЛНР. Украина утверждает, что Россия поддерживает сепаратистов, посылая на Украину военных и оружие, Россия отрицает эти обвинения. В результате вооруженного конфликта погибло более 12 000 человек. Несмотря на приложенные усилия, перемирие до сих пор не было достигнуто.

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)