Медиа

Кто помнит нацизм лучше: документы или жертвы?

В ходе Второй мировой войны около трех миллионов человек были угнаны из СССР в Германию на принудительные работы, в основном с территории современных Украины и Беларуси. Нацистский режим называл их «остарбайтерами» и использовал их подневольный труд в промышленности, сельском хозяйстве и в домах высокопоставленных начальников. Многим остарбайтерам пришлось столкнуться с ужасающими условиями труда: на заводах и фабриках смена длилась по 12 часов в день, работать приходилось по 6 дней в неделю, а заработка (если он вообще был) едва хватало на еду и самое необходимое. Покидать рабочее место было возможно только под страхом смертной казни; в трудовых лагерях, где жили рабочие, практиковались унижения, издевательства и телесные наказания. Другим везло больше: они попадали в дома или на фермы к семьям, где к ним относились с теплом и уважением и где они чувствовали себя в безопасности.

Истории остарбайтеров до сих пор остаются одной из самых малоизученных страниц немецкого прошлого. В документах Третьего рейха немало «белых пятен», восстановить ход событий, статистику и факты удается не всегда. Лилия Дерябина, угнанная из Брянска семилетним ребенком в Геттинген, рассказывает о жизни в трудовом лагере в автобиографии «Белая лилия, или История девочки в немецком плену». Ее книга представляет огромный интерес для историков — ведь личных свидетельств тоже сохранилось немного. Но насколько точны эти воспоминания? Как быть, если в них возникают противоречия, если они не соответствуют задокументированным свидетельствам того времени? Как должен поступить исследователь, обнаруживший серьезные расхождения между рассказом свидетеля событий — и зафиксированными фактами? Журналистка Андреа Ремзмайер задает эти вопросы немецким историкам и специалистам по работе с личными документами. dekoder публикует перевод ее статьи для Deutschlandfunk.

Источник Deutschlandfunk

Лилия Дерябина с фотографией матери Антонины, сделанной через несколько месяцев после возвращения в Советский союз. Фото © Deutschlandfunk / Андреа Ремзмайер

Площадь Шютценплатц находится в самом центре Геттингена у вокзала, недалеко от известного развлекательного центра «Локхалле». С 1942 по 1945 годы на этом месте был огромный трудовой лагерь. Геттингенский историк Гюнтер Зидбюргер говорит: 

«Примерно в 20 бараках размещалось около 1000 людей, исключительно граждан Советского Союза — остарбайтеров. Территория была поделена на мужской и женский лагеря, обнесена колючей проволокой в два или три ряда, а караульные с собаками совершали ее регулярные обходы».

Сегодня на Шютценплатц находится парковка, а об интернированных людях здесь ничего не напоминает. Однако в памяти Лилии Дерябиной эта картинка все еще жива:

«В конце марта 1945 года из ближайших к бане бараков несколько сот человек загнали в помещение переоборудованной бани и пустили отравляющий газ. Мы это поняли на другой день. К бане подогнали огромные грузовики и из большого окна по конвейеру стали загружать трупы. Те, кто увидел эту картину, разбежались по баракам и рассказали, что происходит. Люди в испуге стали прятаться кто куда».

Как говорит Гюнтер Зидбюргер, «историки всегда должны быть готовы к тому, что благодаря свидетельствам современников или другим источникам им могут открыться новые, ранее не известные преступления».

Историк Гюнтер Зидбюргер. Фото © Deutschlandfunk / Андреа Ремзмайер

Автобиографическая книга «Белая Лилия» написана Лилией Васильевной Дерябиной — 88 страниц на русском языке, издана в 2019 году в Перми. Там, в предгорьях Урала, я и встретилась с автором, а ее книгу взяла с собой в Геттинген, где до этого никто не знал об истории Лилии Васильевны. 

Она пишет об изощренном садизме, о том, как узников отправляли на верную смерть для разминирования бомб, об изгороди под высоким напряжением и о массовом убийстве в бане. Что это — фантомные воспоминания жертвы национал-социалистического режима или свидетельство о ранее не известных преступлениях? Гюнтер Зидбюргер не исключает последнего:

«Такое возможно в случае, если все доказательства уничтожены и никто о произошедшем никогда не рассказывал, поэтому у нас не было никаких сведений об этом».

Отравляющий газ

Лилия Васильевна — пожилая, но сохранившая бодрость духа женщина — сейчас живет в небольшой двухкомнатной квартире на окраине Перми. В сентябре 1943 года, когда ей было семь лет, вместе с матерью Антониной и братом Эдиком ее вывезли в Геттинген в вагоне для скота.

Мать Лилии Дерябиной«На заводе (имеется в виду завод при трудовом лагере — прим.ред.) работали не только пленные, но и немцы: инженеры, мастера и другие специалисты. Администрация завода, так же как и администрация лагеря, очень боялись подхватить какую-нибудь заразу от “русской свиньи”, поэтому всех пленных — и детей, и взрослых — заставляли каждый день умываться и мыть ноги, а раз в неделю мыться в бане. При этом во время мытья немцы в помещение бани впускали какой-то газ, который должен был убивать вредных микробов и насекомых. Но многим от этого газа становилось плохо, а некоторые даже умирали».

Жизнь и смерть в трудовом лагере — Лилия Дерябина описывает их по своим детским воспоминаниям. Судьба ее семьи, о которой рассказано в книге, складывается драматично: мать помогает другим узникам совершить побег и попадает на допрос в гестапо. Чтобы заставить ее заговорить, гестаповцы пытают маленькую Лилию — бьют металлическим крюком и жгут раскаленным железом. Жизнь матери с дочкой спасает лишь мужественное вмешательство монахинь и жителей Геттингена. Об одной из них, «фрау Анне», Лилия Васильевна вспоминает с особенной благодарностью. Анна забирает израненную девочку к себе домой и вызывает знакомого врача, который втайне от всех зашивает ребенку раны. Потом девочку приходится вернуть обратно в лагерь. В день, когда ей исполняется восемь лет, ее направляют работать в ремонтное депо Рейхсбана (Имперской железной дороги).

«Работа была очень тяжелой и опасной для здоровья: лопатками дети должны были счищать со стен топки паровоза накопившуюся от сгоревшего угля сажу. Никаких защитных средств не выдавали. Я после пыток в гестапо была больной и слабой девочкой, и уже через две недели я стала кашлять и отхаркивать сажей».

Документы против воспоминаний

Эрнст Беме возглавлял городской архив Геттингена до конца 2019 года. Привычным движением он крутит ручку, и полка откатывается в сторону, открывая доступ к свидетельствам из истории города. В период с 1939 по 1945 годы в небольшом Геттингене находилось более 11 тысяч принудительных работников, причем более 5 тысяч из них были так называемыми «остарбайтерами»:

«Возьмем, например, эту папку».

Беме внимательно изучил геттингенские эпизоды в автобиографии Дерябиной. В архивных фондах никакой информации о работнице Антонине Дерябиной с детьми Лилией и Эдиком нет, однако рассказ Беме считает в целом правдоподобным, ведь с военных времен сохранились далеко не все документы. Многие детали соответствуют известным фактам из истории лагеря, а большинство описанных мест легко узнаваемы. При этом некоторые эпизоды автобиографии Дерябиной озадачили историка, в том числе массовое убийство заключенных газом в здании бани. Это событие не отражено в документах и ни разу не упоминалось в других свидетельствах очевидцев.

«Следуя методичному историографическому подходу, можно утверждать, что вероятность того, что описанное событие действительно имело место, невелика. Мы не можем исключать этого, но доступные источники обязывают нас сделать вывод, что эта история в воспоминаниях госпожи Дерябиной перепуталась с событиями, о которых она узнала из других источников».

Это не единственный пассаж, который Беме считает результатом смешения ее собственных и чужих воспоминаний. Так, смертоносных электрических изгородей, о которых пишет Дерябина, в геттингенских лагерях никогда не было.

«Она подробно изучала эту тему. Она пережила душевную травму. Описанные события случились давно. Ей довелось стать свидетельницей невероятного множества событий и невероятных ужасов. Некоторых вещей, описанных в автобиографии, в Геттингене не было, но в книге значительно больше других фактов, по которым мы можем сказать, что она действительно побывала здесь в детстве».

Однако документы описывают далеко не все. Беме считает, что от принудительной работы в Геттингене умерли тысячи людей — сколько именно, сказать не может даже он.

Никто за них не заступился

В немецких городах и селах обратились к мрачной теме принудительного труда лишь в 2000 году, когда в Германии после многолетнего молчания и под серьезным давлением со стороны США был принят закон о возмещении ущерба. Тогда власти города и округа Геттинген также инициировали исследовательские проекты, призванные оценить масштаб преступлений национал-социалистического режима и разыскать еще живущих жертв принудительной эксплуатации, имеющих право на компенсацию. Для этого пришлось прошерстить бесчисленное множество документов из архивов жилищного управления, управления по вопросам правопорядка, полиции и частных предприятий, вспоминает Беме:

«Геттинген в этом смысле оказался не лучше и не хуже других городов. Самое возмутительное в коллективном забвении темы принудительного труда — это то, что в отличие от евреев, которых сразу депортировали куда-то далеко, работники все время жили в городах и деревнях, кто-то — на крестьянских дворах, кто-то — в лагерях, а из лагерей их водили через город до места работы и обратно. Все их видели, все знали, что они там живут, но как только война закончилась, все их тут же забыли, потому что за них, к сожалению, никто не заступился, как, например, за евреев».

Доказательств нет, но это вполне возможно

В отличие от Израиля и США, Советский Союз никогда не добивался от Германии установления истинной картины событий: патриотическое табу не позволяло говорить о том, что в немецкий плен попали миллионы советских военнослужащих и гражданских лиц. Завершение холодной войны в этом смысле мало что изменило. Наибольшее политическое давление на Германию оказала «Конференция по вопросам еврейских материальных претензий», расположенная в Нью-Йорке. Изначально она представляла интересы в первую очередь пострадавших еврейского происхождения, но именно благодаря ее усилиям удалось добиться выплаты и этих компенсаций.

Споры о компенсациях также дали новый импульс историографии, для которой тема принудительного труда стала новым, практически не известным ранее объектом изучения. Сегодня в Германии уже созданы информационные центры и мемориальные комплексы, а университеты и авторитетные научные учреждения опубликовали многочисленные статьи на эту тему. Теперь часто приходится слышать, что вопрос принудительного труда в Германии «изучен полностью».

Гюнтер Зидбюргер — признанный эксперт по принудительному труду в Геттингене. По заказу фонда «Мемориальные комплексы Нижней Саксонии» он проводил интервью с выжившими по всей Европе. Администрация Геттингена также возложила на него ответственность за поиски людей, имеющих право на компенсацию.

В его коллекции есть черно-белые фотографии цехов того самого депо: на них рядом с машинами внушительных размеров видны крошечные фигурки работников. Я спрашиваю Зидбюргера, допускает ли он, что в ремонтном депо к принудительному труду тогда привлекались и дети, как это описывает Лилия Дерябина, что им приходилось залезать в полные сажи котлы паровозов и чистить их изнутри.

Фото © Deutschlandfunk / Андреа Ремзмайер

«Доказательств нет, однако это вполне возможно, ведь чтобы попасть в котел, надо пролезть в узкое отверстие. Раньше эту работу часто поручали подмастерьям, поэтому вполне вероятно, что все описанное случилось на самом деле. Вообще вся деятельность ремонтного депо задокументирована очень плохо, так как оно было закрыто в 1976 году. Историкам приходится обращаться к сторонним источникам, ну, и к свидетельствам современников».

Циничная правда

«Поздно вечером всех собрали на площади. Начальник лагеря сообщил: “Лагерь бомбили американские самолеты по заданию Сталина, который всех пленных из Советского Союза считает изменниками. Их по возвращению на Родину расстреливают или ссылают в Сибирь. Поэтому тем пленным, кто будет хорошо работать, Германия разрешит остаться на жительство в стране. Продолжайте усердно трудиться во имя великой Германии”».

Комментирует Гюнтер Зидбюргер: «Да, мне кажется, это трагичный пассаж, потому что все очень цинично и в то же время не лишено правды. Дело в том, что Сталин действительно считал военнопленных и жертв принудительного труда предателями, а многие из них после возвращения на родину тут же были сосланы в Сибирь на другие принудительные работы. И тут же — циничное передергивание фактов: Германия якобы великодушно разрешает военнопленным остаться в стране, если те будут хорошо работать... Тут уж ничего не скажешь».

На экране передо мной мелькают фотографии пожилых свидетелей тех событий, а рядом — черно-белые снимки, на которых они изображены в молодости с нашивками «Остарбайтер» или с номером заключенного на шее. Веб-портал zwangsarbeit-archiv.de создан фондом «Память, ответственность, будущее» в сотрудничестве со Свободным университетом Берлина. Это одно из крупнейших в Германии оцифрованных собраний свидетельств жертв принудительного труда, насчитывающее 590 интервью с людьми из 26 стран.

«Вот, допустим, меня интересуют 138 русских интервью и ключевое слово “Александрплатц”», — говорит Корд Пагенштехер из «Центра цифровых систем» (в Свободном университете Берлина — прим.ред.).

Его команда занималась разработкой онлайн-платформы для архива. Геттинген не упоминается в русскоязычных интервью, однако цифровой формат открывает новые свидетельства, которые могут продвинуть исследования вперед:

«Историография ФРГ десятилетиями полностью игнорировала тему принудительного труда во времена войны. Известных примеров было немного, так что значимость этого вопроса умалялась, а для немецкой промышленности находили идеологизированные оправдания».

Можно ли забыть такое?

В чем же заключалась причина многолетнего молчания официальной историографии? Власти боялись, что миллионам военнопленных придется выплачивать компенсации? Пагенштехер начал собирать свидетельства о принудительном труде еще в 1990-х годах для Берлинской исторической мастерской и считает, что на отсутствии внимания к вопросу сказались и академические споры вокруг того, можно ли считать устное свидетельство научным доказательством, — «устная история» долгое время казалась многим историкам слишком субъективной.

«В англо-саксонской исторической традиции это уже давно не так. Тут нам еще есть над чем поработать».

Пагенштехер говорит, что документы тоже часто бывают совершенно необъективными, особенно в случае, когда речь идет о преступных действиях самого государства. В конце войны компрометирующие материалы массово уничтожались, а сохранившиеся бумаги отражают лишь точку зрения преступников. Свидетельства очевидцев служат важным противовесом. Однако насколько можно доверять истории пожилого человека, которую он рассказывает десятилетия спустя?

«Надо понимать, что тогда эти молодые люди — а в среднем им было по 16 лет — впервые попали в чужую страну, языка которой они не знали, где никого не могли ни о чем спросить и где с ними грубо обращались, — объясняет Пагенштехер. — Планов города им никто не раздавал, поэтому откуда им знать, где что находится, и как об этом они могут вспомнить сегодня, после 50 лет холодной войны? Однако когда мы начали исследование, то вдруг поняли, что есть очень много удивительно точных свидетельств. Если люди не знали точного адреса, они говорили: “Ну, там справа была река, напротив — церковь, а рядом мост”. Достаточно открыть карту Google — и вот, место найдено, его можно идентифицировать».

В историях сразу нескольких людей, которых интервьюировали для онлайн-архива, приводятся факты о лагерях, фабриках и преступлениях, о которых ранее не было известно. Опыт Пагенштехера показывает, что именно травматические эмоциональные переживания чаще всего надолго остаются в памяти и образуют своего рода ядро воспоминаний, которое сохраняется на всю жизнь. Пагенштехер уверен, что если рассматривать свидетельства жертв принудительной эксплуатации в качестве авторитетного источника, сочувствуя людям и при этом сохраняя научную дистанцию по отношению к сказанному, то можно открыть для себя еще много неизученного материала.

читайте также

Gnose

Остарбайтеры

Среди забытых жертв национал-социализма — «остарбайтеры», граждане Советского Союза, депортированные во время войны на принудительные работы в Германию. Даже сегодня, 75 лет спустя, их судьба в тени забвения.

Gnose

Штази и «проработка» социалистической диктатуры в Германии

Восточногерманская Штази была в несколько раз крупнее, чем КГБ, если считать долю сотрудников в общей численности населения. В отличие от России, изучение преступлений немецкой спецслужбы идет на государственном уровне — и тем не менее ее бывшие сотрудники в массе своей не подверглись преследованиям.

Гнозы
en

Остарбайтеры

Когда началась война, Люба жила на Украине, в Вознесенском районе Николаевской области. Она только что закончила шестой класс и начала помогать родителям в колхозе, так как рабочих рук не хватало. 

7 августа 1941 года, через полтора месяца после вторжения на территорию Советского Союза, немецкие войска вошли в город Вознесенск. Война шла за «жизненное пространство на востоке», а живущих там людей планировалось вытеснить еще дальше на восток или уничтожить. Нацисты планировали истребить на оккупированных территориях 30 миллионов человек, уморив их голодной смертью1

Отец Любы был призван в Красную армию, а Люба, ее мать и четыре сестры остались под Вознесенском. На территории новообразованных рейхскомиссариата Украина и рейхскомиссариата Остланд нацисты претворяли в жизнь расовую политику с помощью репрессий и насилия. Была введена всеобщая трудовая повинность для мужчин в возрасте от 15 до 65 лет и для женщин в возрасте от 15 до 45 лет2. Позже ограничения по возрасту были отменены.

Колхозы были вынуждены отдавать оккупантам все больше продукции, а пайки для населения становились все меньше. Плодородная земля Украины должна была стать «житницей рейха», снабжая продовольствием «арийских господ»3. Люди на селе стремительно беднели и начали голодать. 

Одновременно с этим нацисты запустили агитационную кампанию по набору украинских, русских и белорусских добровольцев для работы в германском рейхе. Им обещали посильную работу и справедливую оплату, если они будут работать на немцев.

DEUTSCHE VERSION

К середине января 1942 года желание поехать в Германию изъявили 55 тысяч человек; впоследствии к ним присоединилось еще несколько десятков тысяч украинцев4. Однако когда на родину начали приходить первые письма и просачиваться слухи об условиях быта и труда, многим стало понятно, что все обещания нацистов были пропагандистской ложью5. Для поддержания экономики в военное время немцы начали прибегать к принудительному труду и эксплуатации людей. Наряду с пропагандистскими средствами они стали пускать в ход силу: участились захваты, облавы и насильный угон людей на работу. Нацистские чиновники открыто говорили об «охоте на людей» или «охоте на рабов». 

В 1943 году власти рейхскомиссариата Украина потребовали от всех жителей 1922–1925 годов рождения отбыть обязательную двухлетнюю трудовую повинность в рейхе. Приказом военного комиссара Киева по всей Украине были распространены плакаты, на которых говорилось: «Я жду, что все без исключения упомянутые лица явятся в означенное время для отправки». 

© Bundesarchiv, Bild 183-J10854 / CC-BY-SA 3.0

19 августа 1943 года Любу вместе с другими молодыми людьми увезли из Советского Союза в германский рейх на принудительные работы. Было ли ее решение добровольным или ее заставили поехать? Может быть, она хотела финансово поддержать свою мать и сестер? 

На пути к новому месту работы и проживания остарбайтеров, как их будут называть нацистские власти, трижды осматривали врачи, чтобы оценить их здоровье и физическое состояние. В Государственном архиве Николаевской области сохранилась почтовая карточка, которую Люба отправила своим родным: «Меня признали здоровой, поэтому дома меня не ждите»6

«Унтерменши»

Новый «материал» нужен был здоровый и пригодный к труду. Согласно расистской и человеконенавистнической идеологии нацизма, люди из Советского Союза считались «унтерменшами» — «недолюдьми». Поначалу граждан СССР вообще не планировалось привлекать к труду, однако после того как в 1943 году Германия перешла к «тотальной войне», рабочих рук стало требоваться все больше. Поэтому нацисты решили отказаться от полного уничтожения и начали эксплуатировать советских военнопленных и принудительно угнанных гражданских лиц. Из-за жестокого бесчеловечного обращения, произвола, телесных истязаний, плохого и скудного питания всего за несколько месяцев умерло около двух миллионов военнопленных7

«Я жива и здорова, — пишет Люба домой. — Мы ехали 15 дней, все было очень хорошо. Сейчас я в Бремене, в лагере». Вместе с 700 другими женщинами ее разместили в лагере Хайдкамп. Многие женщины, как и Люба, были родом из Советского Союза. Лагерь был создан и управлялся Организацией Тодта — военно-строительным объединением, возводившим важные объекты для нужд армии. Хайдкамп был крупнейшим лагерем для остарбайтеров в промышленной агломерации Бремен-Фарге.

Летом 1944 года, на пике принудительного использования иностранной рабочей силы, в оборонной промышленности, в сельском хозяйстве и в домохозяйствах рейха работали более 13 миллионов подневольных работников и работниц — насильно угнанных гражданских лиц, узников концлагерей и военнопленных. Около 2,75 миллиона человек были мирными гражданами Советского Союза.

© Dokumentationszentrum NS-Zwangsarbeit

Как и большинство других угнанных людей, Люба не знала, на каком именно оборонном заводе ей предстоит работать и какие цели преследуют нацисты. Ее жизнь в стране определялась «Распоряжениями об остарбайтерах» от февраля 1942 года, в соответствии с которыми остарбайтер вообще не считался человеком: правила для них были ужесточенной версией правил для других подневольных работников. Так, им строго запрещалось покидать лагерь, кроме как для того, чтобы добраться на работу и обратно; строго запрещалось владеть деньгами, ценными предметами, билетами на транспорт, зажигалками и велосипедами. Женщины в лагерях размещались отдельно от мужчин. К подневольным работникам и работницам можно было применять телесные наказания, их питание было хуже, а зарплата ниже, чем у немцев. Все контакты с местными жителями были запрещены, а половая связь с немцем вообще каралась смертью. Несоблюдение этих правил грозило помещением в концентрационные или исправительно-трудовые лагеря.

Из тысячи часов аудио- и видеоинтервью с остарбайтерами, собранных в рамках проекта Zwangsarbeit 1939—19458 («Принудительный труд 1939—1945»), становится ясно, что «Распоряжения об остарбайтерах» фактически объявляли их вне закона. Насилие и жестокое обращение было в порядке вещей. Кроме того, есть свидетельства о случаях так называемого «уничтожения через работу».

«OST»

Ко всему прочему остарбайтеры были обязаны носить на груди дискриминирующую их нашивку: для гражданских лиц из СССР это был сине-белый прямоугольник с надписью OST прописными буквами. Эту нашивку нельзя было снимать ни при каких обстоятельствах. Люба тоже была остарбайтером — этот национал-социалистический термин кажется безобидным, но совершенно не передает тяготы, которые во время Второй мировой войны пришлось пережить почти трем миллионам мирных советских граждан. За этим словом скрыто бесчеловечное расистское обращение и ненависть нацистов к славянам.

Две трети из почти трех миллионов советских остарбайтеров были женщинами. Генеральный уполномоченный по привлечению рабочей силы Фриц Заукель, с марта 1942 года отвечавший прежде всего за сбор и депортацию всех подневольных работников для рейха, однажды сказал: «Я буду использовать этих русских женщин сотнями и тысячами, они будут работать на нас, они выдерживают десятичасовой рабочий день и делают любую мужскую работу»9

Женщины были обязаны работать до изнеможения. Беременеть им было запрещено. Многие впоследствии рассказывали о принудительных абортах, а также о том, как у них после рождения силой забирали детей. Многие новорожденные оказались в так называемых «центрах ухода за детьми иностранцев», где «вследствие планового недообеспечения» умерло не менее 50 тысяч младенцев10. Возвращаться к работе женщинам-остарбайтерам приходилось почти сразу после родов.

В тени забвения?

Точных сведений о том, сколько подневольных работников и работниц из СССР погибло в Германии, не существует. Любе удалось выжить. Летом 1945 года она отправилась на родину. Западные державы передали всех граждан Советского Союза из своих оккупационных зон советским спецслужбам. Скорее всего, так Люба попала в проверочно-фильтрационный лагерь НКВД, где бывшие остарбайтеры подвергались долгим и строгим допросам. Для каждого из 5,4 миллиона «репатриантов»11 действовала презумпция виновности: всем власти предъявили обвинение в коллаборационизме и шпионаже. 

Конечно, эти огульные обвинения было сложно опровергнуть, не имея на руках доказательств, поэтому репатрианты в худшем случае могли снова оказаться в лагерях или исправительно-трудовых колониях в Западной Сибири. Достоверной статистики по этим людям также нет. Вплоть до распада Советского Союза и даже некоторое время после этого бывших подневольных тружеников и тружениц не признавали жертвами национал-социализма. Они терпели унижения и преследования, их превращали в изгоев и отказывали в финансовой поддержке. Из-за этого многие предпочитали молчать и никому не рассказывать о своих страданиях. 

Германия тоже долгое время не признавала остарбайтеров жертвами национал-социалистического режима. Они относились к числу «забытых жертв»12.  Еще в 1997 году федеральный канцлер Гельмут Коль говорил, что вопрос индивидуальных компенсаций бывшим подневольным работникам и работницам не рассматривается. Лишь после того, как канцлером стал Герхард Шредер, новая правительственная коалиция СДПГ и «Зеленых» создала Фонд «Память, ответственность и будущее». Выплаты компенсаций начались 30 мая 2001 года. 

В Германии существовало более 30 тысяч лагерей для принудительно угнанных работников и работниц. Сегодня, через 75 лет после окончания войны, некоторые из них превращены в мемориалы, хранящие память о советских военнопленных и остарбайтерах: среди них — бункер в районе Бремен-Фарге, бывший лагерь Зандбостель и мемориал «Концентрационный лагерь Нойенгамме». Историю жертв нацизма в последнее время все активнее изучают, выходят различные книги и статьи, общественные организации также начинают все больше интересоваться этой темой. Однако политики и СМИ говорят в основном о Холокосте и концлагерях, и, возможно, поэтому знания о советских подневольных тружениках и труженицах до сих пор не очень распространены. Дополнительная сложность для исследователей заключается в том, что многих очевидцев тех событий давно нет в живых. Конечно, историки пытаются наладить контакт с детьми и родственниками бывших остарбайтеров или, если он уже существует, активизировать его, однако в архивах также ждет своего часа множество неизученных документов. У мемориальных музеев часто не хватает ресурсов на научную работу. Главная задача их сотрудников — рассказать посетителям о судьбе остарбайтеров как особой группы жертв нацизма и тем самым вывести их из тени забвения.


1.Spoerer, Mark (2001): Zwangsarbeit unter dem Hakenkreuz: Ausländische Zivilarbeiter, Kriegsgefangene und Häftlinge im Deutschen Reich und im besetzten Europa 1939-1945, стр. 71 
2.Spoerer, стр. 73 
3.Spoerer, стр. 73 
4.Spoerer, стр. 73 
5.Das Bundesarchiv: Sowjetische Kriegsgefangene und "Ostarbeiter" 
6.Державний Архів Миколаївської області, Fond No. P-2871, Opris No. 1, Sprava No. 1919 
7.Spoerer, стр. 72 
8.zwangsarbeit-archiv.de: Wichtige Begriffe zur nationalsozialistischen Zwangsarbeit 
9.Цитировано по: Kersandt, Kerstin (2002): Doppelte Entrechtung – „Ostarbeiterinnen“ und ihre Kinder im Zweiten Weltkrieg im Raum Wiesbaden-Mainz, in: Brüchert, Hedwig/ Matheus, Michael (Hrsg.): Zwangsarbeit in Rheinland-Pfalz während des Zweiten Weltkriegs, Mainz, стр. 57 
10.Stiftung niedersächsische Gedenkstätten: Jahresbericht 2017: Schwerpunktthema: Kindheit im Nationalsozialismus, стр. 37 
11.Виктор Земсков (1995): Репатриация советских граждан и их дальнейшая судьба (1944-1956 гг.) // Социологические исследования,  № 5, стр. 3-13, стр. 10 
12.zwangsarbeit-archiv.de: Entschädigung – Hintergrundinformationen 
читайте также
Gnose

Пакт Гитлера–Сталина

23 августа 1939 года гитлеровский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп и сталинский нарком иностранных дел Вячеслав Молотов подписали в Москве договор о ненападении между Германией и Советским Союзом. Пакт Молотова-Риббентропа, в западной традиции именуемый пактом Гитлера-Сталина, заложил основу для начала Второй мировой войны в Европе.

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)