18 мая 2022 года Финляндия (вместе с нейтральной прежде Швецией) объявила, что вступает в НАТО, — и это один из важнейших политических шагов в истории страны. Присоединяясь к западному оборонительному союзу, Финляндия сознательно порывает с военными и внешнеполитическими традициями, которые она, за небольшими исключениями, соблюдала с момента становления собственной государственности в XIX веке. Это решение отчетливо демонстрирует, что такой подход перестал устраивать не только политическую элиту страны, но и почти все финское общество. А ведь и трех месяцев не прошло с тех пор, когда, судя по социологическим опросам, никто и подумать не мог о том, чтобы ставить под сомнение устоявшиеся принципы отношений с Россией. На фоне эскалации военного конфликта в Украине это может показаться не слишком значительным событием, но на самом деле показывает, как сильно путинская агрессия изменила и международную политику вообще, и европейскую архитектуру безопасности в частности. В том числе (и прежде всего) за пределами постсоветского пространства.
В чем же заключались вышеупомянутые принципы финляндско-российских отношений, считавшиеся непоколебимыми еще несколько месяцев назад? Через какие исторические метаморфозы прошла российская политика на финском направлении, что влияло на нее? Наконец, какими стратегическими соображениями и расчетами руководствовались, начиная с XIX века, финские политики, выстраивая взаимодействие с имперским соседом на Востоке?
Становление финляндской государственности в XIX веке было неразрывно связано с Российской империей. После Русско-шведской войны 1808–1809 годов Финляндия, бывшая шведская провинция, стала автономной областью в составе Российской империи, сохранив прежний конституционно-правовой статус. Александр I в рамках личной унии принял титул великого князя Финляндского и на сейме в Борго/Порвоо1 в 1809 году гарантировал финнам соблюдение всех исторических свобод и привилегий. К таковым относились возникший еще во времена шведского господства институт сословных собраний, свобода вероисповедания (население Великого княжества преимущественно составляли лютеране) и обширные, особенно по сравнению с другими частями Российской империи, конституционные привилегии. Все последующее столетие сложно устроенные отношения между Гельсингфорсом/Хельсинки, ставшим столицей Великого княжества, и Санкт-Петербургом постоянно развивались как в конституционной, так и в административно-политической сфере. Благодаря этому Великое княжество Финляндское в итоге создало свою, в высшей степени автономную, государственность внутри Российской империи.
Становление финляндской государственности в XIX веке неразрывно связано с Российской империей / Илл. – Карта Великого княжества Финляндского, 1857 год, © Wikipedia, общедоступное изображение
Имперское поле экспериментов
В Российской империи Финляндия стала полигоном, где испытывали различные административные преобразования. Особенно ярко это проявилось при Александре II, во времена реформ 1860-х годов, когда впервые за полвека вновь было созвано сословное собрание, а финский язык приравнен к шведскому, который прежде был единственным языком административного делопроизводства. Все это стало основой современной политической культуры страны. Даже в период националистической и империалистической эскалации при Александре III и особенно при Николае II отношения между Великим княжеством и Санкт-Петербургом оставались относительно стабильными.
Еще до Первой мировой войны попытки русифицировать Великое княжество и на более системной основе привязать его к так называемой «родине» столкнулись с упорным сопротивлением финской элиты и не увенчались успехом. Как политический курс, так и общественная дискуссия в Финляндии всегда были сфокусированы на идее отстоять свои исторические конституционные права и, следовательно, верховенство закона. На таком фоне поднялась еще и волна международной поддержки, впечатляющим примером которой служит петиция в поддержку финского языка, направленная Николаю II в 1899 году. Под этим обращением, получившим название «Pro Finlandia», поставили подпись более тысячи европейских деятелей искусства, то есть, по большому счету, вся гуманитарная элита континента.
Кроме того, Финляндия умело использовала в своих целях периоды ослабления Российской империи. Так, революция 1905 года, которая затронула Финляндию лишь незначительно, привела к созданию однопалатного парламента, Эдускунты, и введению избирательного права для женщин. В результате выборное законодательство Финляндии и политическая система в целом вошли в число наиболее прогрессивных в Европе, а Социал-демократическая партия (СДП) смогла превратиться в решающую силу еще перед Первой мировой войной.
Независимость Финляндии
Модусы взаимодействия с Российской империей были хорошо усвоены, так что революция 1917 года привела большую часть финской элиты в недоумение. Понадобилось несколько месяцев выжидания и политической переориентации, прежде чем было принято решение добиваться независимости от России и искать с российской стороны легитимных представителей власти, которые готовы были бы признать бывшее Великое княжество самостоятельным государством. В начале декабря 1917 года политическая элита Хельсинки наконец нашла такого человека в лице Ленина, чей антиимпериалистический курс практически идеально совпадал с интересами Финляндии.
Революционные потрясения и гражданская война в Российской империи не обошли стороной и Финляндию. На фоне социально-экономических перипетий Первой мировой войны на рубеже 1917–1918 годов обострилось противостояние между буржуазно-консервативными силами и теми, кто ориентировался скорее на социалистическую и революционную идеологию. Все более ожесточенная конкуренция буржуазно-консервативных «белых» контрреволюционеров и доминировавших на промышленном юге страны «красных» привела к гражданской войне, продолжавшейся в Финляндии с января по май 1918 года.
По сравнению с другими внутренними конфликтами на европейском континенте эта гражданская война отличалась особой жестокостью, что контрастирует с сегодняшним образом Финляндии как маленькой мирной страны на северо-востоке Европы. Более 36 тысяч человек погибло за три месяца, а результатом боев стало создание президентской Финляндской республики с преимущественно «белым» правительством. Во внешней политике и в сфере безопасности это новое государство пыталось интегрироваться в североевропейский регион, а в остальном ориентировалась на Запад и Лигу Наций.
Финляндия — государство без гарантий
Тем временем реальной угрозой для безопасности и неокрепшей независимости молодого финского государства становился сталинский Советский Союз. Дело в том, что в 1920–1930-е годы Финляндии так и не удалось решить важнейший вопрос о гарантиях существования государства, к чему неоднократно призывал будущий президент страны Юхо Кусти Паасикиви (1870–1956). Уже на этом раннем этапе Паасикиви как главный специалист по российскому направлению осознал, что финскую государственность может гарантировать только сотрудничество с Россией или СССР, а не противодействие им. К концу 1930-х годов проблема обострилась, поскольку Сталин громко заявил о претензиях на контроль над бывшей периферией Российской империи и потребовал от Финляндии изменить границы и пойти на сближение с Москвой.
Будучи послом в СССР, Паасикиви по-прежнему решительно выступал за то, чтобы уже осенью 1939 года максимально удовлетворить военно-политические запросы Сталина и — помимо возможных территориальных уступок — в крайнем случае даже разрешить размещение ограниченного контингента советских войск на финской территории. И Паасикиви, и финский главнокомандующий Карл Густав Маннергейм (1867–1951) в то время недвусмысленно указывали на то, что в противном случае страну ждет война против Советского Союза, которую Финляндия не сможет ни выиграть, ни пережить. Однако большая часть финского правительства осенью 1939 года выступила против того, чтобы принимать требования Сталина, надеясь, помимо прочего, и на то, что советское руководство окажется бессильным перед жесткой позицией, основанной на международном праве.
Зимняя война
Вышло наоборот: в ноябре 1939 года Финляндия подверглась едва завуалированной советской военной агрессии и — вопреки собственным ожиданиям — была вынуждена обороняться в одиночку вплоть до марта 1940 года. Тот факт, что оборона в целом удалась и молодое государство не позволило неоимпериалистическому агрессору захватить себя, лег в основу важнейшего для финского национального сознания историографического нарратива о Зимней войне.
Финляндия утратила часть территорий (впрочем, значительно меньше первоначальных ожиданий советского командования), но финны смогли продемонстрировать удивительную волю к победе, подпитываемую не только выносливостью своей армии, но и всесторонней мобилизацией общества. Именно тогда появились зачатки всеобъемлющей, можно сказать тотальной, национальной обороны, которая и по сей день позволяет считать финскую оборонительную доктрину образцовой.
В течение трех с половиной месяцев на рубеже 1939–1940 годов Финляндия противостояла Советскому Союзу. Однако в тот самый момент, когда западные союзники уже готовы были по собственным стратегическим причинам вступить в войну на стороне Финляндии, Маннергейм и политическое руководство в Хельсинки приняли решение о болезненном перемирии с СССР. Согласно заключенному в марте 1940 года (первому) Московскому мирному договору, Финляндия обязалась выполнить основную часть советских требований, выдвинутых до войны.
Отразив нападение СССР в 1939 году, Финляндия сформировала определяющий для финского национального сознания нарратив о Зимней войне / Фото: Убитые советские солдаты и уничтоженная военная техника, © Wikipedia, общедоступное изображения
И снова именно Паасикиви должен был вести переговоры о конкретных условиях будущего мира с СССР. Ему пришлось согласиться на серьезные советские требования, которые буквально изменили жизнь множества финских граждан, — в том числе на отказ от значительной части Западной Карелии, включая второй по величине город страны Выборг/Виипури (это потребовало эвакуации 422 тысяч жителей, то есть 12% населения страны), на уступку стратегически важных в военном отношении прибрежных районов и на столь же обременительное размещение советских войск на финской земле в местечке Ханго/Ханко, в 100 километрах к юго-востоку от столицы.
Жажда реванша
По целому ряду причин мирное соглашение 1940 года было для Финляндии очень тяжелым; и финские элиты, и широкие слои общества все больше уповали на пересмотр границ, испытывая замешанную на русофобии жажду реванша. Поэтому уже на следующий год Хельсинки сознательно стремились к сближению и, в итоге, к военной коалиции с национал-социалистической Германией. Финляндия поддержала гитлеровскую операцию «Барбаросса», направленную на уничтожение СССР и оттеснение демонизируемой «азиатской» России за Урал. Когда же план Гитлера уже на раннем этапе провалился, Финляндия во главе с Маннергеймом, игравшим в этих процессах ключевую роль, решила в одностороннем порядке выйти из войны не позднее весны 1943 года. Новые мирные соглашения, заключенные с СССР в сентябре 1944 года, стали возвращением к прежним традициям финской политики, сформированным ролью Финляндии в царской империи. В основе лежало понимание, что при общей с СССР (как и с современной Россией) сухопутной границе протяженностью более 1300 километров существование и суверенитет Финляндии не могут рассматриваться в отрыве от географических условий.
Политика «самонейтрализации»
Отсюда так называемая политика «самонейтрализации», которая проводилась в послевоенные десятилетия при президентах Паасикиви и Урхо Кекконене (1900–1986). Уже к 1960-м годам термин «финляндизация» стал нарицательным. Как идеологизированное клише он появился в западногерманской риторике времен холодной войны и использовался в первую очередь Рихардом Левенталем и Францем Йозефом Штраусом. Приводя в пример Финляндию, якобы оказавшуюся под советским контролем и лишившуюся суверенитета, Штраус и другие антикоммунистически настроенные приверженцы «трансатлантизма» критиковали желание левых придать ФРГ или воссоединенной Германии статус нейтральной державы.
На подобные попытки стигматизации Кекконен со своей стороны отвечал указанием на позитивные стороны ситуации: «самонейтрализация» и хорошие отношения Финляндии с СССР, по его словам, не сводились к малозначительному ограничению ее суверенитета. Международный потенциал добровольной «финляндизации», выросшей из опыта мировой войны, полностью раскрывался благодаря тому вкладу, который она вносила в обеспечение мира в Европе и в продолжение политики разрядки. Поэтому в накаленной атмосфере противостояния восточного и западного блоков пример Финляндии следовало, по мнению Кекконена, рассматривать как образец разумного поведения, а не как отказ от собственной государственности в угоду большевикам.
Так или иначе, в первую очередь эта политика сохранила Финляндии государственность и уберегла от возможной советизации. Чем тоньше настраивались отношения между Хельсинки и Москвой, тем больше росла уверенность советского руководства в стабильности связей с Финляндией и тем последовательнее расширялось пространство для маневра, который могли себе позволить финны. Это, несомненно, отражалось на внутреннем устройстве страны, которая, несмотря на зависимость от советского рынка и склонность к cамоцензуре, смогла перенять шведскую модель общественного устройства и сохранить свою национальную и социально-политическую независимость. В еще большей степени это проявлялось во внешней политике и в том, какое место страна заняла в международной системе отношений. С дальнейшей интеграцией Финляндии в Северную Европу Кекконен, благодаря своей «банной дипломатии» (в буквальном смысле), стал важным посредником и одной из центральных фигур в политике разрядки времен холодной войны.
Эта политика сохранила Финляндии государственность и уберегла от возможной советизации / Фото: Встреча Урхо Кекконена с генсеком ЦК КПСС Леонидом Брежневым, 1975, © PF-team / Pressfoto Zeeland / Press Photo Archive JOKA / Finnish Heritage Agency (JOKAPF3AiV02C:6), общедоступное изображение
Разрыв с Россией
Такая политика по отношению к России была хорошо усвоена финскими руководителями и в той или иной степени сохранялась вплоть до недавнего времени. Даже в период серьезного ослабления России, когда за распадом СССР пришел конец и советской сфере влияния в Центральной и Южной Восточной Европе, Финляндия не поменяла свою внешнеполитическую доктрину и принципы, на которых выстраивала свою безопасность.
Если членство в Европейском сообществе и Евросоюзе с 1 января 1995 года казалось естественным продолжением европейского курса Финляндии, то в отношениях с НАТО за последние три десятилетия сложился тщательно сбалансированный компромисс. Хотя на практическом уровне Финляндия и начала осторожное военное сближение с Альянсом, но возможность реальной военно-политической интеграции в НАТО не рассматривалась никогда. Причем не только из привычного уважения к Москве, как в годы холодной войны при Паасикиви и Кекконене, но и потому, что собственной комплексной национальной обороны было более чем достаточно для адекватного ответа на любую военную угрозу.
Еще в начале года такой подход представлялся не только универсальным стратегическим решением, но и, что не менее важно, устоявшимся внутриполитическим компромиссом. Однако нападение Путина на Украину в феврале 2022 года разрушило эти представления за несколько недель. В принципе, слова Олафа Шольца о «смене эпох» гораздо лучше характеризуют ситуацию в Финляндии, чем описывают попытки немецкого правительства отреагировать на вторжение Путина в Украину, саму безудержную военную агрессию России или жалкое во всех отношениях состояние бундесвера. После решительного разрыва, на который пошла Финляндия, Москва в ближайшем будущем столкнется с тем, что протяженность сухопутной границы со странами НАТО вырастет почти что вдвое. Это прямо противоречит той цели, которую Путин раз за разом повторял как программную: во имя безопасности России вывести из-под контроля НАТО максимальную часть бывшей советской зоны влияния в Центральной, Восточной и Южной Европе.