Медиа
Гнозы
en

Василь Быков

Фотографии с похорон белорусского писателя Василя Быкова в июне 2003 года напоминают картины минских улиц летом 2020 года. Колонна из нескольких тысяч человек проходит маршем по проспекту в центре города, многие с бело-красно-белыми флагами. Люди оплакивают, пожалуй, самого популярного и значимого писателя послевоенной Беларуси, летописца ран, оставленных войной. В творчестве этого писателя-фронтовика пересекаются темы партизанской борьбы и национального самосознания, социалистический реализм и экзистенциализм. Кем был Василь Быков, и как он стал одним из самых жестких критиков Александра Лукашенко?

DEUTSCHE VERSION

Быков родился 19 июня 1924 года в деревне Бычки на севере Беларуси в простой крестьянской семье. Пережитые в детстве коллективизация, ощущение бесправия, исчезновения соседей во время Большого террора глубоко запечатлелись в его памяти. В то же время довольно рано произошло и знакомство с русской и зарубежной литературой, а вскоре и с произведениями на родном, белорусском, языке — языке его будущей писательской деятельности. В 1939 году талант к рисованию привел его в художественную школу Марка Шагала в Витебске, где в ранние годы советской власти преподавали такие влиятельные художники-авангардисты, как Казимир Малевич и Эль Лисицкий. Год, проведенный в Витебске, был единственным формальным художественным образованием Быкова за всю жизнь.

Начало войны оказало важнейшее влияние на формирование личности Быкова. Он служил в Красной армии с 1942 года, причем среди солдат его поколения показатели потерь были самые высокие: из фронтовиков, родившихся между 1922 и 1924 годами, в живых после войны остались только три процента1. Быков выжил, но был дважды ранен. В звании офицера артиллерии он воевал в Украине, Молдове, Румынии и Венгрии, и в конце войны дошел до Австрии. Он не видел родной дом несколько лет, а первое письмо получил только в 1944 году. Некоторое время семья считала его погибшим, получив ошибочное свидетельство о смерти. После войны служба в армии еще долго была частью его жизни: после нескольких лет работы художником и редактором газеты в Гродно на западе Беларуси его снова призвали в 1949 году, и Быкову опять пришлось провести несколько лет вдали от дома. Он был демобилизован только в 1955 году. Так что солдат Быков стал писателем Быковым сравнительно поздно, когда ему было уже за тридцать. Впрочем трудно четко разделить эти роли, говоря о его творчестве.

Быков и лейтенантская проза

Свою первую прозу Быков публикует уже в конце 1940-х годов, но главные повести вышли позднее: «Журавлиный крик» (1959) и «Третья ракета» (1962) сделали его главным представителем «лейтенантской прозы» (так называют творчество бывших солдат, осмыслявших свой военный опыт в литературных текстах). Повесть «Третья ракета» пользовалась большим успехом у читателей всего СССР. Уже в этих ранних произведениях проявились многие выдающиеся качества Быкова как писателя. В обеих повестях речь идет о группе из шести фронтовиков, оказавшихся в безвыходном положении, когда каждое решение принимается с риском для жизни. В этой ситуации вопросы морали, предательства и верности, преодоления себя и самопожертвования ставят и решают персонажи, чьи биографии типичны для разных слоев советского общества того времени. В центре внимания оказывается прошлое главных героев: один — бывший мелкий преступник, другой — жертва коллективизации, третий — партиец. Писатель исследует, насколько героям удается преодолеть свое прошлое и личные обиды в момент принятия судьбоносного решения. Война Быкова, как видно уже по первым его произведениям, — это война глазами маленького человека, без великих побед, планов и героических поступков; смысл этой войны сомнителен. Тема морали проявляется только в небольших масштабах, между конкретными людьми, как реакция на экстремальные ситуации.

В последующие десятилетия Быков исследует это направление военной прозы более глубоко, в связи с чем его тексты неоднократно подпадают под цензуру. Подобно произведениям его соотечественника и современника Алеся Адамовича, книги Быкова ставят под сомнение классический советский нарратив о победе в Великой Отечественной войне. Его произведения особенно уязвимы для цензуры, потому что ее легко интегрировать в процесс перевода с белорусского на русский. Например, «Трэцяя ракета» в русском переводе сильно советизирована, и до самой старости Быков был очень недоволен тем, что его «Альпійская балада» (1964) разошлась по миру в переводе низкого качества, — ведь основой большинства международных изданий был не белорусский оригинал, а первый русский перевод («Альпийская баллада», пер. М. Горбачева)2. Поэтому в 1960-е годы Быков начинает переводить свои книги на русский язык сам. С одной стороны, это дает ему уверенность в качестве переводов, а с другой — возможность сразу публиковаться не только в Беларуси, но и в центре литературной жизни СССР — в Москве. Появляется и определенная свобода действий в вопросах цензуры, поскольку порой в столичных городах разрешается говорить о темах, затрагивать которые в провинции еще опасаются.

Экзистенциализм меж двух фронтов 

Примером тому может служить повесть «Сотников», написанная в 1970 году и так долго запрещенная в Беларуси, что русский автоперевод Быкова вышел в Москве намного раньше оригинала благодаря относительно либеральной редакционной политике журнала «Новый мир». В этом произведении концепция войны по Быкову достигает кульминации. Два главных героя, партизаны Рыбак и Сотников, как и многие другие персонажи Быкова этого творческого периода, попадают в плен к белорусскому полицейскому патрулю фашистов. В то время как Сотников добровольно идет на смерть за свои идеалы, Рыбак переходит на сторону оккупантов. Однако «Сотников» — это повесть не о добре и зле или правде и лжи. Это история о двусмысленности, совпадениях, обстоятельствах и выживании в них. Предательство Рыбака начинается с того, что он не может принять роль жертвы, единственный выход для которой — смерть:

Нет, на гибель он не мог согласиться, ни за что он не примет в покорности смерть — он разнесет в щепки всю их полицию, голыми руками задушит Портнова и того Стася. Пусть только подступят к нему…3

Идеалистическая гибель Сотникова и безусловная воля к жизни Рыбака поднимают вопрос о ценности жизни, брошенной между фронтами, и — вопрос обоснованности моральных критериев в этой ситуации. Столь радикальный характер этого вопроса ставит Быкова рядом с представителями экзистенциализма. А вот экранизация Ларисы Шепитько под названием «Восхождение», ставшая единственным советским фильмом, получившим «Золотого медведя» на Берлинале (в 1977 году), поднимает повествование до библейских высот: здесь предательство Рыбака показано как история Иуды в безысходности снегов и морозов, а Сотников умирает, как Иисус, на виселице.

Двусмысленность трактовок, которую допускает Быков, перерабатывает мифы того времени: партизан и коллаборационист для советского взгляда на историю — фигуры совершенно однозначные, герой и злодей, и тем литературно привлекательнее придание им объемности. Подчеркивая роль случайности и невозможность выбрать свою судьбу на войне, автор требует внимания к тем, кому не суждено стать хозяином собственной жизни, кто живет в зоне противостояния империй и вынужден выбирать между одинаково чужими сторонами.

Об этом и повесть 1982 года «Знак беды», в которой пожилые крестьяне вынуждены приютить немецких солдат и пытаются сохранить жизнь и достоинство перед лицом абсолютного бесправия. В финале крестьянка Степанида, чтобы избежать ареста, поджигает свой дом, где, как они думают, спрятана самодельная бомба. Степанида сгорает заживо, но бомба становится метафорой грядущей мести порабощенных:

Пожар никто не тушил, и хутор горел беспрепятственно и долго, всю ночь, догорал на протяжении следующего дня, и полицаи никого не допускали к пожару, сами также держась в отдалении — опасались мощного взрыва бомбы.

Но бомба дожидалась своего часа4.

Через таких героев и героинь, как Степанида, Быков нащупывает в недрах советского понимания истории тему, которая позже выведет его на политическую арену, — судьба белорусской нации.

Национальный оппозиционер

Несмотря на длительную службу в армии и большую популярность, Быков так и не вступил в Коммунистическую партию. В то же время, невзирая на несоветский взгляд на войну, и диссидентом он не считался; его награждали различными государственными премиями, включая звание народного писателя Беларуси; он был депутатом Верховного Совета БССР с 1978 по 1989 год. Этот неоднозначный статус сменился в перестройку. В 1987 году Быков публикует статьи о демократии во всесоюзной прессе, а в 1988 году становится одним из учредителей «Белорусского народного фронта» (БНФ) и активистом второго национального «Возрождения». По его мысли, оно должно быть инклюзивным и демократическим, а объединяющим элементом должен стать белорусский язык. 

Василь Быков на демонстрации в Минске, 24 марта 1996 года / Фото © Георгий Лихтарович

Эту деятельность он продолжил и в независимой Беларуси, поддержав кандидата от БНФ Зенона Позняка на президентских выборах 1994 года, а после его поражения выступил с резкой критикой Александра Лукашенко. Он писал и говорил, что Лукашенко положил конец национальному проекту первых лет независимости, ограничил роль белорусского языка и отнял демократические свободы. В 1995 году он назвал правительство Лукашенко «президентской хунтой»5. За эту критику он подвергся ожесточенным нападкам в государственной прессе и не мог найти издательство для публикации своих книг в Беларуси. Позже он так описывал эти нападки: «По воле этой пропаганды я стал не только плохим писателем, но и „сумасшедшим националистом“, мечтающим отобрать Белосток у Польши и Смоленск — у России»6.

После «Минской весны» 1996 года он был вынужден эмигрировать и в последующие годы жил в Финляндии, Германии и Чехии, работая над книгой воспоминаний, которая была опубликована в 2002 году под названием «Долгая дорога домой». Его здоровье ухудшалось. В 2003 году он в последний раз вернулся на родину и умер там 22 июня в возрасте 79 лет в больнице под Минском. Президент во время похорон решил совершить рабочий визит в Гомельскую область. Но и без него траурная процессия на улицах Минска составила около 40 тысяч человек.



Литература по теме:
Astrouskaja, Tatsiana (2019): „Search for Truth: Vasil’ Bykaǔ“, in: Astrouskaja, Tatsiana: Cultural Dissent in Belarus (1968–1988): Intelligentsia, Samizdat and Nonconformist Discourses, Wiesbaden, S. 89–97
Gimpelevich, Zina J. (2005): Vasil Bykaǔ: His Life and Works, Montreal/London/Ithaca
McMillin, Arnold (1999): „Vasil’ Bykaǔ: The Pain of Truth“, in: McMillin, Arnold: Belarusian Literature in the 1950s and 1960s. Release and Renewal, Köln/Weimar/Wien, S. 205–230

1.Gimpelevich, Zina J. (2005): Vasil Bykaǔ: His Life and Works, Montreal/London/Ithaca, S. 33 
2.Юрась Залоска — Васіл Быкав (2009): “Катэгарычна аб’яўляю, што я — пiсьменьнiк беларускi...”, Дзеяслоў, 39 
3.Bykau, Wassil (1976): „Die Schlinge“ [Übers. v. Thomas Reschke], in: ders.: Novellen. 2, Berlin, S. 5–171, hier S. 142 
4.Wassil Bykau (1984): Zeichen des Unheils [Übers. v. Thomas Reschke], Berlin, S. 349f. 
5.Навумчык С. (2015): Дзевяноста пяты, S. 164 
6.Васiль Быкаў: Такое ўражанне, што ён толькi ўчора прыляцеў з оксмасу. Новы час, 22.06.2013 
читайте также
Gnose

Первая русская художественная выставка, Берлин 1922 год

15 октября 1922 года в Берлине открылась Первая русская художественная выставка. Она произвела настоящий фурор: западные критики впервые заговорили о работах Малевича, Эль Лисицкого, Татлина и других советских авангардистов. Ее открытие вскоре после Октябрьской революции и Первой мировой войны стало для молодой Советской России прежде всего политическим сигналом Веймарской республике и всему миру.

Gnose

Антон Чехов

Культ Чехова сформировался уже перед Первой мировой войной. Однако он не был похож на большинство массовых культов: обожание вызывали такие его качества, как сдержанность, отсутствие высокомерия, ровность в отношениях с людьми, внутренняя цельность и забота о ближнем. Андрей Степанов — о русском классике, в котором Россия полюбила себя. 
 

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)