Медиа

Самая немецкая из партий

«Зеленые» — давно уже не партия одной, экологической, повестки. Они имеют репутацию самой прогрессивной политической силы Германии, выступающей не только за защиту природы, но и за открытость общества, борьбу со всеми видами дискриминации и защиту угнетенных групп, в том числе мигрантов. В то же время эта партия ушла от радикализма первых лет своей истории и готова к компромиссам с другими политическими силами.

Журналист и бывший театральный режиссер Александр Кисслер в статье для журнала Cicero бросает вызов устоявшемуся взгляду на «зеленых» как на воплощение современной немецкой демократии. Он напоминает, что именно стремлением к прогрессу были продиктованы революции прошлого, которые в итоге приводили к установлению жестоких диктатур. Пожалуй, самое неоднозначное утверждение Кисслера касается того, что устремление «зеленых» в будущее на самом деле представляет собой попытку вернуться в выдуманное идеальное «вчера». Это должно напомнить немецкому читателю о популярных в начале XX века в Германии идеях «консервативной революции», которые повлияли в том числе и на идеологов нацизма. Очень спорная ассоциация.
 

Источник Cicero

«В будущем мы должны изменить наш образ жизни, экономику и пищевые привычки». Этот тезис партии «Зеленых» содержит требования серьезнее некуда. Начнешь их исполнять — и камня на камне не останется. Хотим ли «мы» этого? 

Разумеется, любая партия имеет право рисовать образ желаемого будущего. Партии обязаны мыслить прогрессивно, иначе они застрянут в зарослях актуального. Тот, кто действует по обстоятельствам, не видит перспектив. Но «зеленые» делают еще один — радикально утопический — шаг: они считают себя экспертами по послезавтра. Это их уникальная черта. Они — покорители воздушных пространств. 

«Все мысли о настоящем»

Роберт Хабек, один из двух сопредседателей партии «Зеленых», комментируя падение рейтинга во время «коронакризиса», справедливо заметил: «Люди думали только о настоящем». По его мнению, «зеленые» смогут отыграться, когда на повестке дня опять появятся «перспективные вопросы» и нужно будет принимать «решения на будущее». Что касается вызванного пандемией «экономического кризиса» — это якобы лишь краткосрочный феномен. Определяющий тренд, уверены Хабек и его однопартийцы, — это все равно «долгосрочный климатический кризис» и «системный кризис неустойчивого экономического развития».

Кризис сопровождает «зеленых» постоянно. Они входят в правительства одиннадцати федеральных земель и представляют сегодняшнюю действительность в таком черном свете, что на этом фоне их партийная программа выглядит еще более лучезарной. Последний раз с такой серьезностью о реформе образа жизни людей политики заявляли в начале ХХ века. Это придает их требованиям энергию, их речам — нетерпимость. Они говорят «мы» — см. приведенную в самом начале цитату из выступления Ренаты Кюнаст в Бундестаге, — потому что считают, что мандат им выдало все человечество. Они употребляют слово «должны», так как уверенность в безальтернативности собственных предложений у них появилась задолго до того, как кто-то вообще заговорил об этой безальтернативности. Их риторика не терпит компромиссов, их аргументы не знают уступок: «В будущем мы должны изменить наш образ жизни, экономику и пищевые привычки», потому что наша «система продовольствия себя исчерпала».

Радикальные меры против любой проблемы

Бывший министр продовольствия и сельского хозяйства умудрилась произвести типичную для «зеленых» оценку ущерба на основании, в общем-то, случайного события — все случайно на фоне вселенской катастрофы, — речь, разумеется, о «коронакризисе». 28 мая в Бундестаге Кюнаст сказала буквально следующее: «Причина пандемии — в неверном способе производства продовольствия, управления сельским хозяйством и обращения с окружающей средой. Мы выступаем за то, чтобы это осознать, сделать разворот и сказать: вот поэтому нам срочно необходима реформа продовольственной системы». Любую проблему «зеленые» предлагают решать радикально. И поэтому они постоянно отыскивают новые проблемы, ведь катастрофы позволяют предстать в роли потенциальных спасителей. 

Из-за этого легко упустить из виду, что здесь ничего не обосновывается, а только постулируется как данность. Вся политическая практика «зеленых» основана на морально обоснованной эксплуатации утверждений. Мнение выдается за знание. «Причина пандемии», начавшейся, как известно, в Китае, разумеется, заключается вовсе не в «способе», которым немецкие фермеры возделывают поля или разводят скот. Ответственность за события в Ухане не получится возложить даже на абстрактный Запад.

Политизация повседневности

Этот сомнительный вывод Кюнаст подобен прочим умозаключениям «зеленых»: современный человек нарушил естественный природный порядок, поэтому людей необходимо обуздать. Те, кто хочет «сделать разворот», как требует Рената Кюнаст, мечтают о возвращении к какому-то прежнему состоянию. На примере «зеленых» мы видим подтверждение тому, что каждый революционер восстает против современности во имя идеализируемого прошлого. Его движение вперед — это движение назад, во вчерашний день, просто на другом уровне. Его послезавтра — это технически оптимизированное позавчера.

Климатический, системный, продовольственный кризис: если бы хоть один из них разрешился, «зеленым» было бы нечего делать. Кризисы нужно всячески поддерживать для того, чтобы всегда имелся предмет для борьбы. Современность должна стать сценой, где бунтует неспокойный мир. Никакого уюта, никакой жизнерадостности, никакого расслабления, спокойствия, оптимизма. Всюду должен царить принцип постоянно увеличивающейся опасности. И в каждом слове, каждой традиции, каждом жесте может таиться что-то неправильное, с чем нужно бороться. Повседневность должна быть политизирована, потому что только так политика может заставить человека вести себя желаемым образом. К индивидууму нужно относиться с недоверием, ведь если начать доверять, кризис может и закончиться — а этого допустить нельзя. 

Авторитарная нота

Долгий путь в «зеленое» послезавтра ведет через равнины современности. Их необходимо пересечь быстро. Помешать этому могут, в том числе, устаревшие условности, скажем, «право» и «бесправие». «Зеленая молодежь» называет себя крайне левой, а берлинские зеленые хотят с помощью «Земельного антидискриминационного закона» помешать работе местной полиции. В соответствии с ним, полицейские должны каждый раз доказывать, что те или иные следственные действия не имели под собой дискриминирующих оснований, например, не были связаны с национальностью подозреваемого. Профсоюзы госслужащих и полиции видят в этом так называемый перенос бремени доказывания.

В обосновании законопроекта было сказано, что его цель — «повысить ценность культурного и социального разнообразия» и что Германия — не полицейское государство. Это абсолютно верно, но странно слышать такое замечание «зеленого» депутата Бенедикта Люкса в городе, полиция которого отличается скорее сдержанностью, чем каким-то неподобающим поведением. Вероятно, полицейские и госслужащие, чья профессия заключается в сохранении статус-кво, просто считаются рискованным элементом на пути в бурное послезавтра.

«Зеленые» не скрывают, что на этом пути будут потеряны и рабочие места. Роберт Хабек говорит о «перераспределении рабочих мест», а «зеленые» берлинского района Панков требуют в «век новых инфекций» прекратить развитие градостроительной деятельности. По их мнению, необходимо на законодательном уровне защитить «зеленые оазисы в центре города» и заняться «озеленением и уходом за пустующими территориями». Нельзя допустить, чтобы Берлин «рос, как раковая опухоль: без планирования, хаотично, небрежно». Злокачественная опухоль как метафора для родного города отчетливо показывает, что «зеленым» нужно и планирование, и порядок, но под знаком чего-то зеленого. Свою политику они считают терапией, а с врачами не спорят.

Поэтому в риторике «мы должны» Ренаты Кюнаст, к которой прибегают и Хабек, и Бербок, звучит авторитарная нота. «Зеленые» просят не быть щепетильными и мелочными: повеселимся послезавтра, а сейчас нас ждут ежедневные тяжелые испытания. Подвал, в котором можно смеяться, закрыт по экологическим причинам. Кто бы мог подумать, что «зеленые» под знаменем разнообразия и открытости превратятся в самую немецкую из всех немецких партий. И радоваться тут нечему.

читайте также

Gnose

«Немецкая федерация» против пандемии

Во время пандемии Германия не отказывается от федеративного принципа управления: центральное правительство вырабатывает общую линию, но конкретные решения о карантинных мерах каждая земля принимает самостоятельно. И часто они становятся предметом дискуссий и политического торга. О том, как это работает, — политолог Рафаэль Боссонг.

Гнозы
en

Немецкие «зеленые» — из радикалов в истеблишмент

Сразу после объединения Германии в октябре 1990 года развернулась кампания по выборам в первый состав Бундестага воссоединенной страны. Голосование состоялось 2 декабря того же года — и на фоне всеобщей эйфории закончилось разочарованием для партии «Зеленых». Это были четвертые выборы в ее истории, каждые следующие были лучше предыдущих, уже дважды она формировала парламентскую фракцию. И вот на этот раз она не смогла преодолеть пятипроцентный барьер, необходимый для попадания в парламент. Выбрав предвыборным лозунгом «Все говорят о Германии, мы говорим о погоде», она, казалось, рисковала уйти в прошлое вместе со всей своей радикально левой, антиамериканской и антивоенной повесткой. 

В реальности все оказалось по-другому: через четыре года (в 1994 году) «зеленые» вернулись в парламент, еще через четыре впервые вошли в федеральное правительство, а к сегодняшнему дню прочно закрепились в роли второй по популярности партии в Германии. Когда-то «зеленые» бросали вызов западногерманскому истеблишменту даже своим внешним видом, теперь стали трендсеттерами и с точки зрения риторики, и в смысле имиджа.
У роста рейтингов «зеленых» в последние годы было несколько причин. Но, возможно, главная — что еще до появления Греты Тунберг и превращения движения Fridays for Future во всемирное, состояние окружающей среды волновало немцев больше, чем людей во многих других странах мира, а старым партиям долгое время было нечего на это ответить. Каковы были этапы этой «зеленой» революции в Германии? 

Поиск лица: «фундаменталисты» против «реалистов»

Первый съезд партии «Зеленых» прошел в январе 1980 года, но исследователи традиционно ищут корни «зеленых» в событиях, произошедших десятилетием раньше. Революция 1968 года привела к фундаментальной переоценке ценностей у западногерманской молодежи — и в то же время к некоторому разочарованию от невозможности быстро достичь решительных перемен. Десять лет спустя тема защиты окружающей среды объединила в одну партию целый спектр активистов. Например, четвертое место в партсписке на первых выборах в истории «зеленых» (в Европарламент в 1979 году) получил Бальдур Шпрингманн, бывший эсэсовец, представлявший националистически настроенных аграриев, которые отвергали современный глобальный капитализм как разрушающий «исконно немецкий образ жизни».

Впрочем, уже через год Шпрингманн покинул ряды «зеленых»: левые тенденции в новой партии с самого начала оказались сильнее других. Для левых проблемы окружающей среды стали идеальной иллюстрацией пороков современной капиталистической системы — стремления к неуемному богатству, доминирования США и бесконтрольного потребления. Первоначальные цели партии были соответствующими: отказ от атомной энергетики, рост налогов для крупного бизнеса, вывод с территории ФРГ американских войск и выход самой Западной Германии из НАТО. 

Но и левое большинство довольно быстро разделилось на «фундаменталистов» (Fundis) и «реалистов» (Realos). Первые считали, что «зеленые» должны жестко блюсти себя как «антипартийную партию» и избегать сотрудничества с традиционными политическими силами. Они отвергали представительную демократию и не видели большого смысла участвовать в выборах. «Реалисты» исходили из того, что для достижения целей «зеленым» необходимо попасть в парламент и создавать союзы. Так, уже в 1985 году в земле Гессен местные «зеленые» впервые вступили в коалицию с социал-демократами под обещания закрыть наиболее вредные производства, в том числе АЭС в городе Библис (деактивирована только в 2017 году). Многие в федеральном руководстве расценили это как предательство партийных ценностей, а коалиция на земельном уровне развалилась через пару лет из-за спора о лицензии для химического концерна, который нарушил правила работы с ядерными отходами.

В Бундестаг «зеленые» первый раз попали в 1987 году, сформировав самую маленькую по численности фракцию. Конфликт между «фундаменталистами» и «реалистами» был разрешен по итогам следующих выборов, которые прошли в 1990 году, сразу после объединения Германии. Оказалось, что у «зеленых» нет четкой позиции по этому вопросу — многие левые активисты опасались, что воссоединение приведет к подъему немецкого национализма и неоимпериализма. В итоге партия вела кампанию под лозунгом «Все говорят о Германии, мы говорим о погоде!» и снова, как в 1980 году, не смогла пробиться в парламент.
Это помогло «реалистам» одержать окончательную победу во внутрипартийной борьбе. Отказу от «фундаменталистских» позиций способствовало и объединение с «Союзом 90» — группой восточногерманских либеральных правозащитников, которые принесли с собой острое неприятие социализма. На этом фоне партию покинули многие из ее основателей, но это не особенно поколебало ее позиции. В 1994 году «зеленые» вернулись в Бундестаг. 

Первые разочарования: «зеленые» в правительстве 

На выборах 1998 года «зеленые» набрали меньше голосов, чем четырьмя годами ранее, и тем не менее впервые в своей истории вошли в правительственную коалицию — как младшие партнеры социал-демократов. Пост министра иностранных дел в кабинете Герхарда Шредера получил Йошка Фишер. Харизматичный политик, он воплощал новый образ своей партии — раскованной, свободной, но в то же время готовой брать на себя различные обязательства.

Фишера довольно часто упрекают в том, что он и его коллеги не смогли отстоять повестку своей партии и в результате подорвали доверие избирателей к «зеленым». Во-первых, красно-зеленая коалиция смогла договориться только об очень постепенном отказе от атомной энергии, ради чего, собственно, и создавалась партия «Зеленых». Во-вторых, при Фишере в качестве министра иностранных дел Германия приняла участие в военных действиях в Косово и в Афганистане, что противоречило антивоенным установкам ранних «зеленых».

Но нельзя сказать, что это сильно повлияло на электоральные результаты, 
 — «зеленые», как и прежде, стабильно получали около 8% на всех парламентских выборах. И тем не менее с 2005 года, когда к власти пришла Меркель, «зеленые» ни разу не попадали в федеральное правительство. Зато заметно расширили свое присутствие в региональной власти. 

«Зеленые» у власти в одной отдельно взятой земле

11 марта 2011 года произошла авария на японской АЭС «Фукусима» — крупнейшая со времен чернобыльской катастрофы. Две недели спустя на выборах в ландтаг земли Баден-Вюртемберг «зеленые» заняли второе место после христианских демократов, но их местный лидер Винфрид Кречман — бывший радикал маоистского толка и воцерковленный католик — благодаря союзу с социал-демократами стал первым в истории «зеленым» премьер-министром немецкой федеральной земли.

Впрочем, успех «зеленых» был предопределен не только Фукусимой. К тому времени в Баден-Вюртемберге уже несколько лет шли споры вокруг строительства нового железнодорожного вокзала «Штутгарт-21». Строго говоря, за и против его возведения было примерно равное число местных жителей, однако «зеленые» смогли успешно мобилизовать противников строительства. 

Любопытно, что случилось со «Штутгартом-21» дальше. Через несколько месяцев после формирования правительства новая коалиция провела референдум о том, должны ли региональные власти отказаться от своей части финансирования проекта. На голосовании почти 60% высказались за сохранение финансирования, и с тех пор отказ от строительства больше не обсуждается.

Все это, однако, не помешало «зеленым» не только остаться у власти по итогам выборов 2016 года, но и впервые в истории выиграть их. Причем новую коалицию они сформировали уже не с социал-демократами, а с христианскими демократами — что для многих наблюдателей свидетельствует о все большем дрейфе «зеленых» от первоначального левого радикализма к центристским позициям. 

Впрочем, в других землях партнерами «Зеленых» по-прежнему остаются социал-демократы. И если по итогам региональных выборов того же 2005 года не осталось ни одной земли с «зелеными» политиками в правительстве, то сегодня они работают в 11 из 16. Везде — в качестве министров по делам окружающей среды, а в некоторых также отвечают за сельское хозяйство, дела мигрантов, права потребителей и другие сферы. 

Кризис больших партий и рост рейтинга «зеленых»

Влияние идей «зеленых» трудно переоценить: все годы своего существования они настаивали на отказе от атомной и угольной энергии, а теперь это официальная политика правительства. В 2000 году на возобновляемые источники приходилось 6% производства электроэнергии в Германии, в первой половине 2020 года (тут сыграл свою роль карантин) — свыше 55%. «Зеленые» были и остаются противниками генно-модифицированных продуктов — и c 2012 года ГМО запрещены для коммерческого выращивания в Германии. Поставки из-за рубежа крайне ограничены, что создает проблемы иностранным сельхозпроизводителям, прежде всего американским. Но «Зеленые» уже давно — не партия одной темы. Так, еще до того, как Меркель объявила о политике «открытых дверей» для мигрантов, «зеленые» выступали за либерализацию миграционного законодательства. Как отмечают эксперты, может создаться впечатление, что перемены в Германии идут в соответствии с партийной программой «зеленых».

При этом распространение идей «зеленых» не коррелирует с ростом непосредственного политического влияния партии. Во-первых, многие идеи успешно адаптируют другие политические силы — например, активное внедрение зеленой энергетики пришлось на последнее десятилетие, то есть на правление Меркель; в какой-то момент ее партия также поддержала, например, легализацию однополых браков, на которой настаивали «зеленые». Во-вторых, масштабы изменений явно не дотягивают до тех, на которых настаивает партия (не говоря о том, что ее радикальные внешнеполитические предложения вроде выхода из НАТО давно забыты). В-третьих, электоральные результаты «зеленых» на федеральных выборах по-прежнему остаются в границах 10%. 

Возможно, в последние годы это несоответствие наконец начало исправляться. Весной-летом 2019 года «зеленые» сначала обошли социал-демократов в соцопросах и стали второй по популярности партией в Германии, а потом на короткое время и вовсе — самой популярной. 

Казалось бы, стабилизация социально-экономической ситуации после миграционного кризиса 2015 года должна была поднять популярность Меркель и ее партнеров. Но судя по всему, немецкое общество устало от того, что за 15 лет властная конфигурация почти не менялась. Это воспринимается многими уже не как стабильность, а как стагнация. Кризис традиционных партий считается одной из главных причин роста популярности «зеленых». Особенно это касается социал-демократов, которые были младшими партнерами в трех из четырех правительств Меркель и в глазах избирателей утратили свою идейную идентичность. Отчасти на роль главной левой силы теперь претендуют именно «зеленые». 

На выборах в Бундестаг в 2017 году многие прежние избиратели ХДС и СДПГ поддержали «Альтернативу для Германии» (АдГ). При этом для самой АдГ именно «зеленые» — главные идеологические оппоненты, хотя они борются за избирателей из разных общественных страт. С точки зрения «Альтернативы», за последние годы и десятилетия правительство реализовало почти все ключевые идеологические инициативы «зеленых» — начиная с отказа от атомной энергетики и заканчивая однополыми браками — и тем самым радикально изменило лицо самой Германии.

В свою очередь, для многих немцев, напуганных ростом популярности самой АдГ, «зеленые» выглядят той самой силой, которая, в отличие от обессилевших старых партий, способна противостоять правому популизму. И АдГ, и «зеленые» эксплуатируют тревогу немецкого общества по поводу возможной утраты привычного благополучия. Но в риторике АдГ главная угроза — иммиграция и всевластие европейской бюрократии, а для «зеленых» — распространение идей самой АдГ. За 40 лет из радикальных критиков «зеленые» превратились в защитников немецкой общественной системы, которая и сама радикально изменилась. 

Коронавирус сбил с «зеленых» корону

На фоне подъема рейтинга «зеленых» эксперты заговорили о том, что они могут стать еще одной «общенародной партией» (Volkspartei) — то есть такой, которая пользуется поддержкой не только среди мобилизованной группы сторонников, но и в обществе в целом. Однако в 2020 году, за несколько месяцев пандемии и карантина, «зеленые» вновь серьезно отстали от христианских демократов и опустились почти что до показателей СДПГ, то есть до 17–19%. Эксперты объясняют это тем, что действующее правительство во главе с Меркель сделало для борьбы с пандемией все, что могли бы предложить сами «зеленые»: доверилось ученым, поставило человеческую жизнь выше экономического роста и в качестве побочного эффекта карантина еще немного улучшило экологическую ситуацию. Стоило делам этих партий пойти немного лучше, как цифры популярности «зеленых» упали до более привычных значений. 

Проблема «зеленых» в том, что их электорат распределен по немецкому обществу неравномерно, а самых преданных избирателей, которые голосуют за них при любых условиях, довольно мало. Особенно заметно это по электоральной географии: «зеленые» — по-прежнему партия западных немцев. Во всех землях, ранее входивших в состав ГДР, их результаты на выборах в Бундестаг 2017 года оказались ниже, чем в среднем по стране. 

Уже в конце 1990-х годов эта партия, за которую в первые годы существования голосовали молодые, часто не очень богатые немцы, превратилась в опору наиболее обеспеченных граждан страны (в среднем богаче только избиратели свободных демократов). При этом поддержка «зеленых» среди самых пожилых немцев (старше 60) все равно заметно ниже, чем у других крупных партий, а в обществе, где они составляют почти четверть населения, это очень важный фактор.

Сегодня «Зеленые» попали в замкнутый круг: чтобы вернуть собственную политическую идентичность и меньше зависеть от перепадов популярности крупнейших партий, им снова нужны смелые, прорывные требования. Но так они рискуют оттолкнуть от себя более умеренную аудиторию, которая им нужна для превращения в «общенародную партию». Пока эта дилемма не решена, немецкие журналисты вспоминают о том, что в 2011 году, как раз после аварии на «Фукусиме», рейтинги «зеленых» взлетели даже выше цифр 2019 года, до 28%, но в итоге на выборах 2013 года они получили привычные 8,5%. 

Будущее «зеленых» — это важная тема и для России, ведь сегодня эта партия наиболее последовательно и жестко выступает за сохранение и даже расширение санкций. В частности, после отравления Алексея Навального она потребовала прекратить строительство «Северного потока-2». И если «зеленые» по итогам следующих выборов войдут в правительство Германии, российские власти рискуют столкнуться с новым центром сопротивления. 
 

читайте также
показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)